Боевые действия на территории рабочих поселков и заводов Сталинграда

схема атаки 369 полка из книги Джейсона Марка "Croatian Legion"

Хорватские фото из Сталинграда.
На втором Т-34 без башни? Привязать никак нельзя к местности?
По хорватам на конец сентября:
" Командир 2-го батальона, капитан Иван Корич, вспоминал:
«В течение ночи 26–27 сентября русские самолеты летали чрезвычайно низко и бомбили как раз тот район, где должен был расположиться мой батальон. Однако, предчувствуя, что этот район будет обстреливаться, мы укрылись в канавах вокруг него. Утром 27 сентября, все еще оставаясь в укрытиях, я перегруппировал своих солдат. Мы оставались в таком положении до 13.00 — до тех пор, пока полковой командир не приказал моему батальону двигаться к позициям немецкого 227-го полка. Я просил отложить это перемещение до темного времени суток, так как русские бомбили область тяжелой артиллерией и ракетами «катюша». Я беспокоился, что в результате передвижения по открытой местности мы можем понести серьезные потери. Но командующий и слушать меня не хотел, и в 14:00 под градом пуль и бомб я начал продвижение к позициям 227-го полка. Нам предстояло пройти 10 километров. Мы двигались группами по 3–4 человека. Я и мой адъютант шли самыми первыми. Пройдя всего несколько сот метров, мы были поражены сильнейшим артиллерийским огнем. Солдаты падали [387] мертвыми один за другим. Командир роты Томас был ранен. Пройдя полпути, мы получили приказ остановиться и доложить об этом командующему 227-го полка. Я разместил своих солдат в канавах и траншеях. Командующий 227-го полка полковник Мор приказал, чтобы мой батальон предоставил подкрепление для его ослабленного полка, а мне и моему штабу приказал оставаться вблизи его штаба. После того, как я получил эти распоряжения, я вернулся к своим солдатам. Между тем уже стемнело. Мы продвигались к позициям 227-го полка, переползая через огромные канавы, оставшиеся после бомбардировок. При лунном свете советские самолеты легко обнаружили нас и стали скидывать на нас фосфорные бомбы, которые после взрыва горели ярким пламенем. Многие из моих солдат сгорели заживо. Это было чудовищное зрелище. Здоровые и раненые вскакивали и бежали, чтобы спасти своих горящих товарищей... Мой батальон, теперь прикрепленный к 227-му полку, продвигался вперед с большим трудом, сражаясь за каждое здание. Ночью 28 сентября 1942 года я вынужден был оставить свой батальон, так как получил серьезную травму головы во время воздушных бомбардировок. Мой адъютант, лейтенант Томислав Елич, также был ранен. Позже я слышал, что солдаты моего батальона продолжали героически сражаться до тех пор, пока последний боец не упал замертво». Отсюда http://militera.lib.ru/h/sb_crusade_in_rossia/06.html

От: Александр Д

Донесение о потерях 193 -й стрелковой дивизии за октябрь 1942года. Дата гибели указана 18 октября.

В приведённом наградном листе значится 2 октября.
Пока никаких танков у хорватов не нашёл: "К 13 октября от 369-го полка остался лишь небольшой ослабленный батальон и две роты, которые состояли из 983 оставшихся в живых солдат, включая подкрепления из Штокерау."

От: егорыч

Количество машин 14 и 24 тд.

Никаких итальянских танков Исаев не перечисляет...

От: егорыч

схема атаки 369 полка из книги Джейсона Марка "Croatian Legion"

Егорыч, а числятся ли в составе хорватского полка в этой книге на сентябрь-октябрь какие-нибудь танки? Или может быть упомянуто о приданных на время, например, из той же 24-й тд?
На момент формирования никаких танков у хорватов нет:
"Полк был сформирован 26 октября 1941 года из хорватских добровольцев. Преимущество давалось для бывших военнослужащих Югославской армии. Город формирования Карловач (Хорватия).
Командиры 369 полка: полковник Иван Маркули, полковник Виктор Пасивик, подполковник Марко Месик.
Полк имел следующую структуру:
Штаб Полка
Взвод связи
3 пехотных батальона. (Каждый батальон имел в своем составе 3 пехотные роты: 1-я рота набиралась из Боснийских мусульман, 2-я и 3-я роты укомплектовывались Хорватами католиками)
1 Артиллерийский дивизион. (105-мм)
Части снабжения.
Численность полка 6300 человек."

От: sukhov

Егорыч, а числятся ли в составе хорватского полка в этой книге на  сентябрь-октябрь  какие-нибудь танки? Или может быть упомянуто о приданных на время из той же, например, 24-й тд?

В приведенном немного выше посте ув.Александра Д об этом и говорится:
"30.09.42 ... 100-я егерская дивизия с частью сил 24-й танковой дивизии наступала несколькими ударными группами в поселках «Красный Октябрь» и «Баррикады вплоть до железной дороги. Северо-восточнее поселка «Баррикады» была отбита русская атака силами до батальона."

Поищем по 24-й тд.)

Ссылка про бои в Сталинграде 24-й немецкой танковой дивизии ( на немецком) : http://www.lexikon-der-wehrmacht.de/Gliederungen/Panzerdivisionen/24PD-R.htm

Книги по истории немецкой 24 тд : ,, 24 танковая дивизия"" 1962г, переиздание- 1986г( на немецком языке), автор : Зенгер -Эттерлин, бывший командир 17 т.д, так же автор книг по истории танков и мемуаров. У нас издавались его книги ,, Танки"" Бронетанковой Академией СССР (для служебного пользования) и мемуары ,, Ни страха, ни надежды" о попытке деблокады 6-й немецкой армии со стороны Котельниково 4 танковой армией Гота, взгляд командира 17-й немецкой танковой дивизии на попытку прорыва окружения.
Книга Рейнгарда Хаусшильда ,, 24 тд в фотографиях" 1984г ( на немецком языке).
Из последних изданий - книга австралийского ( как ни странно ! )историка Джейсона Марка о боях 24-й танковой дивизии в городе Сталинград ,, Всадник несущий смерть" (Death of the Leaping Horseman), однако это уже раритет. Книга издана всего тиражом 500 экземпляров.

Возвращаясь к боям 193-й стрелковой и подвигу Михаила Паникаха . Опять же ранее ув. furma приводил подразделения немецких частей и положение на дату конец сентября. Кстати упоминаются дважды ожесточенные бои за школу в квадрате 63Д2, но это не 5-я школа.
30.09.42
<<100-я егерская и часть 24-й танковой дивизии несколькими ударными группами, преодолев сильное вражеское сопротивление, вышли в двух местах к железной дороге перед заводом «Красный Октябрь». При отражении контратаки противника на левом фланге потеряна часть занятой территории.
Правый фланг и центр 100-й дивизии без изменений. Северный фланг дивизии достиг правым батальоном железной дороги 61А1 на участке 200 м, действующий в середине хорватский батальон достиг к 15.00 западного края открытой площади 62А3, южной части малозастроенного района 62А3 и В1, левый батальон – железной дороги на участке 500 м в квадрате 63D4. С 13.30 происходили вражеские атаки силой до батальона с направления 73С1 против левого фланга левого батальона. Школа и мост 63D2 были отбиты противником обратно.
Произведено смыкание флангов с 24-й танковой дивизией.02.10.42
100-я егерская дивизия: западнее хлебозавода №2 перед железной дорогой.
В первой половине дня 3/54 соединился с 24-й танковой дивизией на линии железной дороги. Штурмовая группа противника в школе уничтожена, школа захвачена.
36-й хорватский батальон отразил вражеское наступление силами до 2-х рот и в контратаке достиг рубежа: овраг 62А4-С4 против упорного сопротивления противника на железнодорожной линии.
При контратаке противника против левого фланга дивизии одной штурмовой группе удалось проникнуть в школу 63D2.>>
Современное место расположения этой школы ( школа не существует) в Волгограде - примерно на пересечении ул. Богунской и Кузнецова .
P.S. Видимо в немецком донесении сообщается о 35-й школе( примерное современное расположение - ул Таращанцев 11), т.к в квадрате 63D2 была фабрика- кухня.

Насчет школы западнее хлебозавода №2:

"02.10.42
100-я егерская дивизия: западнее хлебозавода №2 перед железной дорогой.
В первой половине дня 3/54 соединился с 24-й танковой дивизией на линии железной дороги. Штурмовая группа противника в школе уничтожена, школа захвачена.
36-й хорватский батальон отразил вражеское наступление силами до 2-х рот и в контратаке достиг рубежа: овраг 62А4-С4 против упорного сопротивления противника на железнодорожной линии.
При контратаке противника против левого фланга дивизии одной штурмовой группе удалось проникнуть в школу 63D2."

Судя по картам 193 сд, этот район дивизия удерживала до 19.10.42.

Воспоминания П.В. Щербины, комиссара 37-й гвардейской дивизии «Девиз коммунистов – вперед!»

Рассвет 14 октября на берегу Волги возвестила артиллерийская канонада, которая усиливалась бомбардировкой с воздуха. На смену одной волне самолетов немедленно появлялась другая. Многие сотни тонн металла и взрывчатки были сброшены на боевые порядки нашей дивизии.
Тучи земли, обломки укрытий, смешанные с клубами дыма, застилали весь горизонт, вокруг стало темно как ночью, хотя утро было на редкость безоблачное и ясное. Чудовищная пляска смерти продолжалась около полутора часов. Затем началась вражеская атака. Десятки танков один за другим двинулись на наши подразделения, за танками поднялась пехота. Передовые отряды ударной группировки одновременно атаковали все полки дивизии. Гвардейцы мужественно встретили врага…
109-й гвардейский полк, которым командовал гвардии подполковник Ф.С.Омельченко, принял на себя основной удар и оказался в самом трудном положении. На его подразделения, уже истощенные беспрерывными боями, наступало только в первом эшелоне более 70 танков и до полутора полков пехоты. Используя все – орудия, противотанковые ружья, гранаты, гвардейцы вступили в единоборство с превосходящими силами противника. Командир 6-й роты гвардии старший лейтенант Иванов и политрук Ерухимович с 40 бойцами и несколькими пушками полковой батареи бились в окружении несколько часов… Командир батареи коммунист старший лейтенант Александр Каплан, будучи тяжело ранен, в упор расстрелял из орудия два танка, много фашистов и, истекая кровью, умер.
Когда в роте осталось двое раненых, старший лейтенант Иванов на странице книги написал последнее свое донесение: «Я и мой друг Алексей умираем за Родину, за счастье народа. У Алексея рана в живот, у меня в плечо, но здесь пять танков. Прощайте, товарищи!». Почти через 20 лет эту полуистлевшую записку в гильзе патрона нашли в овраге западнее стадиона тракторного завода ученики школы №27 Волгограда.
15 октября в 8 часов противник возобновил атаки. Большая группа танков прорвалась во двор тракторного завода, а отдельные машины вышли на КП полков и дивизии, где их уничтожали штурмовые группы штабных подразделений. В12 часов началась мощная бомбежка с воздуха. Ранен командир 114-го гвардейского полка майор Пуставгар, его заменил полковой комиссар Никитин. Тяжелыми бомбами разбито несколько блиндажей командного пункта дивизии. Командир дивизии генерал Желудев, старший батальонный комиссар Флягин и я оказались заваленными в блиндаже….
В это тяжкое время требовалась особенная стойкость командиров и политработников, личный пример старших начальников. Все были в боевых порядках, от красноармейца до командира дивизии. Раненые не уходили с поля боя. Командующий артиллерией дивизии гвардии полковник Вишневский был ранен в тот момент, когда корректировал огонь артиллерии, но он не покинул поля боя, продолжал выполнять свои обязанности.
Всего за несколько дней в 118-м гвардейском стрелковом полку были ранены и убиты все политработники полкового звена. Посланный на подкрепление заместитель начальника штаба дивизии батальонный комиссар Сурин в тот же день был смертельно ранен. Погиб в бою комиссар 118-го гвардейского полка кавалер ордена Ленина батальонный комиссар Иван Андрущенков.
109-й гвардейский полк, оказавшийся в окружении, ночью прорвал кольцо. До 3 ноября 1942 года оставшиеся бойцы совместно с дивизионными подразделениями обороняли Центральную переправу через Волгу, этот канал жизни, питающий части 62-й армии в Сталинграде. Здесь тоже был фронт. Днем и ночью переправа обстреливалась артиллерийским, минометным и пулеметным огнем противника.
Наша 37-я гвардейская дивизия по приказу командующего фронтом была выведена из боя за несколько дней до начала великого наступления…

Немцы обстреливают поселок и СТЗ, хоть диктор и пискнул чего то про Баррикады. Ориентиром служит труба над рабочим поселком СТЗ.
[video]

[/video]

Из немецких данных за 14.10.1942г:

"14.10.42 Оперативная сводка ОКХ
51-й АК в 07.30 начал наступление и, во взаимодействии с 14-й ТД, достиг городского квартала юго-западнее тракторного завода, в то время как 305-я дивизия продвигалась севернее и штурмовала городской квартал северо-восточнее тракторного завода. 389-я ПД также заняла часть территории в северной части города.

Боевые действия 14-й немецкой танковой дивизии
14.10.42 51-й армейский корпус начинает наступление в 07.30. 14-я танковая дивизия, преодолев сильное вражеское сопротивление вдоль железной дороги юго-западнее Тракторного завода, проникает в южную часть завода. Ударная группа дивизии продвигается севернее, от квадрата 9В2 на восток, и далее наступает на юго-запад.
Группа Йенекке с усиленной 14-й танковой дивизией: район оврага в квадрате 84В – 100 м северо-западнее железной дороги в квадрате 94А – юго-западнее уличной оси в квадрате 96D4.
Группа Йенекке (14-я тд, 305-я и 389-я пд).
В 15.00 наступление танкового полка 14-й танковой дивизии в квадрате 05А1 на Тракторный завод, последующий удар на юг достигает большого цеха 95С2, и отсюда с юга поддерживается наступающая группа танков.

Боевые действия 24-й немецкой танковой дивизии
14.10.42 Наступление на Тракторный завод и прорыв к Волге. К 15.00 после ожесточенной борьбы была достигнута следующая общая линия: 24-я тд – стадион с прилегающими кварталами в квадрате 84А.

Действия 305-й пехотной дивизии в Сталинграде согласно журналу боевых действий 6-й немецкой армии
Квадрат 96D3-96C4-северная окраина города 86D
После тяжелого уличного боя, 305-я ПД на правом флаге занимает звездообразный перекресток северо-западнее Тракторного завода, и, продвигаясь на запад, группу домов в квадрате 96С. Оттуда дивизия продолжает наступление в северо-западном направлении.

Действия 389-й пехотной дивизии в Сталинграде согласно журналу боевых действий 6-й немецкой армии с 11.10 по конец ноября 1942
14.10.42
Части 389-й дивизии взяли северную часть комплекса домов 86D3 и 4."

Машина из 14 тд на фоне рабочего поселка СТЗ, видна эмблема дивизии.

...и еще несколько фоток с того места (спасибо тов. skvorin)

Привязка фоток, обращает внимание что на видео здание Желудева, 5 несет следы разрушений, тогда как на фото со штугом южная стена целая.

Из сводок Генштаба:

"62-я армия частью сил вела ожесточенные оборонительные бои с противником силою до пехотной дивизии с 100 танками, перешедшим в 10.30 14.10 в наступление в районе пос. СТЗ и сев. нп Житомирск.
37 гв сд. Правофланговые части дивизии потеснены противником. Части дивизии продолжали удерживать группу больших кварталов, что юго-зап. «шестиугольного» квартала.
Положение частей 95 сд уточняется.
Под давлением противника наши части к исходу дня 14.10 оставили стадион (сев.), улицы Культармейская, 2-я Кольцевая и 3-я Кольцевая. Противник передовыми частями занял СТЗ, а отдельные группы его автоматчиков вышла на улицу им. Михайлова.
До 14.00 14.10 было отмечено около 1300 самолетов противника и сброшено более 5000 бомб по расположению наших войск в г. Сталинград.
Положение остальных частей армии оставалось без изменений."

Сводки 62-ой армии

Карта и аэрофото района

Из воспоминаний начштаба 62-ой Крылова:

"В ночь на 14 октября на всем фронте армии противник вел себя необычно тихо. Почти прекратился привычный методический обстрел нашего плацдарма, с переднего края редко доносились пулеметные и автоматные очереди. Даже осветительных ракет немцы пускали мало. Такой тихой и темной ночи не было в Сталинграде давно.

Необычная тишина не сулила ничего доброго. Ранним утром, в 5.30, ее оборвал рев моторов и грохот разрывов: немцы начали авиационную и артиллерийскую подготовку.

Неглубокую штольню, где размещался наш КП, зашатало словно от землетрясения. У выхода сплошной гул разрывавшихся бомб и снарядов уже не давал расслышать человеческий голос. Снаружи врывались гарь и смрад, от которых скоро стало трудно дышать.

Командарма, вышедшего осмотреться, прямо втолкнуло обратно взрывной волной. Когда чуть позже за дверь высунулся я, то разглядеть что-либо смог не сразу. Дымная мгла гасила разгоравшуюся на востоке зарю, закрывала клубившийся над волжской ширью молочный туман. А едва появился просвет в небе, там сразу же показались, заходящие на бомбежку самолеты. Неистовый вой бомб и грохот разрывов совершенно оглушали. Где-то в стороне Тракторного рушились стены...

Что греха таить, в те минуты думалось: «Уцелеет ли в этом кромешном аду хоть что-нибудь живое?»

Какое-то время частично действовала телефонная связь. Затем с дивизиями и полками соединялись только по радио: с одними — напрямую, с другими — через заволжский запасной узел, где стояли более мощные передатчики. Кодировать было некогда, и переговоры шли открытым текстом с вставлением кое-каких условных обозначений — как по полевому телефону."

"...авиационная и артиллерийская подготовка длилась два с половиной часа. В каком напряжении прошло это время, рассказывать не берусь — этого не передашь. На командном пункте каждый внешне спокойно делал свое дело, и каждый сознавал: в Сталинграде настал день решающий из решающих.

Помню, как Кузьма Акимович Гуров, взглянув в который уж раз на часы (наверное, все мы смотрели на них непомерно часто) и шевельнув в волнении бровями, сказал:

— В Москве уже знают...

Он не думал, конечно, ни о какой особой, экстренной помощи: прийти немедленно она не могла. «В Москве знают» означало, что в Ставке Верховного Главнокомандования сейчас следят за происходящим тут, у Волги, еще пристальнее, чем обычно, и, тревожась за нас, надеются и верят, что сталинградцы выдержат новые испытания. А через полсуток, когда выйдет в эфир вечернее сообщение Советского информбюро, эту тревогу, надежду и веру разделят миллионы и миллионы людей во всей нашей стране, да и не только в нашей.

Враг перешел в наступление в восемь утра. Как и ожидалось — прежде всего с небольшого выступа, образовавшегося к северо-востоку от завода «Силикат» (срезать этот выступ контратаками двух последних дней не удалось), а также на соседних участках — севернее и южнее. Общая ширина фронта атак достигала пяти километров. Удар наносился по той части заводского района, где находились Тракторный и «Баррикады», а между ними — наш КП. Где-то здесь гитлеровцы рассчитывали прорваться к Волге.

Натиск врага приняли на себя 37-я гвардейская дивизия В. Г. Жолудева, 95-я В. А. Горишного, 308-я Л. Н. Гуртьева, 112-я И. Е. Ермолкина, танковая бригада Д. Н. Белого. Все дивизии понесли большие потери в прошлых боях, и к утру 14 октября ни в одной из них не насчитывалось даже трех тысяч штыков. У Ермолкина было всего около тысячи, у Жолудева некоторые батальоны имели меньше ста бойцов. Совсем малочисленные формирования представляли собой находившиеся здесь же остатки 42-й и 92-й стрелковых бригад, подчиненные командирам соседних дивизий."

"...В двенадцать с минутами я разговаривал по телефону с начальником штаба 37-й гвардейской майором Брушко. Затем связь с КП дивизии прервалась. Овраг южнее Тракторного, где он располагался, в тот момент сильно бомбила фашистская авиация. Это было недалеко от нашей штольни, и довольно скоро выяснилось: командный пункт Жолудева засыпан обвалом склона оврага.

Командующий приказал переключить управление частями дивизии непосредственно на штарм (это не представляло особой сложности, так как наши операторы все время слушали радиопереговоры полков со штадивом). Выручать Жолудева и его штаб послали команду из армейского инженерного батальона — мы не были уверены, найдутся ли люди для спасательных работ на месте.

Минут через сорок поступило донесение: в засыпанный блиндаж просунута труба для притока воздуха и голосовой связи. Саперы торопились, понимая, что их может [238] опередить прорыв сюда немецких танков. Но на раскопку глубокого завала ушел еще час с лишним.

Спасенного генерал-майора Виктора Григорьевича Жолудева доставили на армейский КП. Его трудно было узнать, лицо осунулось и посерело."

"...Шла вторая половина дня. Даже не имея мало-мальски точных сведений о потерях противника (как, впрочем, и о наших), не приходилось сомневаться, что они сравнимы с уроном, нанесенным врагу лишь в немногие из прошлых дней. Однако натиск его не слабел. Беспрерывно наносились особенно тяжелые для нас, практически — неотразимые, удары с воздуха. Число самолето-вылетов, произведенных фашистской авиацией с утра, перевалило уже за две тысячи, в расположение армии было сброшено до десяти тысяч крупных фугасок. А до сумерек, когда налеты бомбардировщиков если и не прекратятся, то, во всяком случае, не смогут быть такими массированными, было еще далеко.

Хотя бой гремел совсем рядом, оценивать положение становилось все труднее. Данные об обстановке, попадавшие на рабочую карту, были неполными. Крайне усложнилось определение целей для артиллерии. Особенно — на полутора километровом участке между «Баррикадами» и Тракторным, где позади прорвавшегося врага в разных местах держались наши приспособленные к круговой обороне опорные пункты, а связь с большинством из них отсутствовала."

Вид на завод и поселок (за фотки спасибо Дмитрию Зимину).

Площадь им. Дзержинского (снято в 1943, после окончания боев)

Отрывок из воспоминаний Вололостнова (37 гв сд):

"Утро началось шквалом массированного огня. Первые же сообщения подтвердили тревожные предположения. Масса танков и пехоты направила удар в стык 109-го и 114-го гвардейских полков от истока оврага Мытищи через Горный поселок на стадион и южнее через проспект Стахановский, Одновременно были атакованы все другие участки обороны на подступах к Тракторному.

Телефонная связь с батальонами и дивизией сразу порвалась. Посыльные, отправляемые в подразделения один за другим, не возвращались. Вокруг КП свирепствовала буря. Серия снарядов разорвалась в расположенных рядом окопах, похоронив несколько человек. Командир полка перешел на управление по радио. Комбаты Ткаченко и Ананьев докладывали: [108] «Веду бой с танками. Отражаю атаки». Получено сообщение и от батальона 118-го гвардейского полка. По радио доложили обстановку в штаб дивизии, снова запросили поддержку.

И снова тягостный разговор с комдивом:

— Держитесь. Атакуют везде. У Пуставгара тяжелее. Подбиты все орудия! — ответил генерал, но добавил: — Если что найду — пришлю!

И Омельченко знал, что резервов у комдива нет. Значит, надо драться до конца. Он торопит начштаба, дает распоряжение, чтобы подготовили посыльных, а военкома просит установить связь с соседями.

В 9.30 Омельченко бросил к стадиону свой резерв — автоматчиков и роту противотанковых ружей, которые тут же были атакованы танками. В 10 утра стали поступать раненые. Все они говорили: «Враг везде наступает с танками. Наши дерутся». В это время удалось получить донесения: на участке Ананьева подбито четыре танка, у Ткачезко — два, гвардейцами второго батальона 118-го полка уничтожено три. Гриппас ведет бой, удерживает свои позиции, но в его тылу фашистские танки. Из района цирка, где стояли полковые батареи, донесли: «Танки расстреливаем в упор, уничтожено пять». Рота ПТР сообщила: «Атакованы танками и пехотой. Ведем бой». Сомнений уже не было — противник прорвался в стык и создал угрозу всему боевому порядку полка.

Так оно и было. Танковый таран врага, пробив позиции правофлангового батальона полка Пуставгара и прикрывавшие стык подразделения, глубоко вклинился в оборону, смял позиции защитников у стадиона и начал охватывать Ананьева. Это уже было опасно! Рушилась основная позиция полка в центре. Начальник штаба Килимник, узнав от раненых эту страшную новость, понял сразу, что все это значит, и побежал к командиру:

— Товарищ гвардии подполковник, танки заходят в тыл второму батальону, он ведет бой, школа окружена, связи с ней нет!

— Кто сейчас в школе?

— Взвод Потапова да разведчики дивизионной роты.

— Где соседи, оборонявшиеся за стыком?

— Связаться не удалось! Но где-то здесь их офицеры...

— Послать к ним связного, предупредить всех!

Потом Омельченко быстро набросал несколько слов на бумажке и, подав записку адъютанту Гуренко, приказал ему: [109]

— Отнесите им. Они в правом крыле. Что с ротой ПТР? — продолжал он уточнять у начштаба.

— Ведут бой. Сведения через раненых. Уничтожено четыре танка.

В комнате появилась фельдшер Соболева. Она доложила, что скопилось много раненых, спросила, как быть.

Комиссар Звягин поручил Хасину организовать ей помощь, а сам вместе с Омельченко склонился над схемой обороны. Что предпринять? Выдержит ли батальон Ананьева? Что у Гриппаса и Ткаченко? Вот вопросы, которые требовали ответа сейчас же. Килимник ждал молча.

— Полнее выясни обстановку во втором батальоне и у Ткаченко, — приказал командир полка и спросил: — Что в батареях? Рацию держать на приеме!

Начальник штаба спустился в отсек санроты. В тесном помещении раненые лежали плотными рядами, но вели себя мужественно. Многие не выпускали из рук оружия. Военфельдшер с помощью санитаров оказывала им помощь. Хасин привел нескольких бойцов, потом вместе, он и Килимник, стали выяснять обстановку, беседуя с ранеными. Удалось установить: шестая рота во главе с гвардии лейтенантом Ивановым и политруком Ерухимовичем, имевшая утром сорок человек, вся полегла в бою. От пятой роты остались посыльные. КП батальона окружен. Военком Акимов убит. Полковые батареи и резерв, посланный к стадиону, сражаются. Отбивается в окружении гарнизон школы.

К 11.30 Омельченко получил по радио сообщение открытым текстом: «Танки прорвались! Не сдадимся!» — и связь прекратилась. Он приказал любыми средствами установить контакт с батальоном Ананьева, предполагая, что сообщение от него. Но, выяснив положение у соседей, крикнул:

— Танки и пехота в ста метрах от КП!

Случилось самое худшее.

Омельченко отдал новое распоряжение находившимся тут своему заместителю и начальнику штаба:

— Губин! Немедленно организуйте оборону вокруг КП. Килимник, объедините всех здесь!

Так КП принял бой с противником. Губин собрал остатки роты автоматчиков и сумел на некоторое время задержать пехоту, что дало возможность укрепить оборону самого командного пункта.

Начальник штаба Килимник поднял всех кого мог. Подвал и первый этаж дома были превращены в крепость. Группу бойцов во главе с лейтенантом Бирюковым, отошедшую к КП, пополнили писарями, связистами и, вооружив противотанковыми [110] ружьями, расставили в оконных проемах этажа. В первые же минуты боя было подбито три вражеских танка, два из которых уничтожил сам Бирюков, а третий — гвардеец Иван Миронов. Это сразу подняло дух воинов. Офицеры, связисты, посыльные, оказавшиеся здесь бойцы других частей, даже легкораненые — все сражались, не помышляя об отступлении. Омельченко, не отходя от рации, отдавал распоряжения, руководил обороной. Политработники Зуев, Хасин во главе с военкомом Звягиным сражались вместе с красноармейцами. Грохот пальбы потрясал здание, рушились перегородки, стоял дым.

В 17.00 Омельченко приказал Килимнику послать в батальоны посыльных. Это была не первая попытка установить связь с подразделениями. Прошло более часа, и вот каким-то чудом возвратился гвардии сержант Евстратов. Его сообщения, что батальоны Гриппаса, Ткаченко продолжают драться в окружении, вселили в обороняющихся новую уверенность в своих силах. Полк был разрезан, но продолжал сражаться, гвардейцы гибли в неравной борьбе, но никто не покинул своих позиций.

Гитлеровцы, введя в бой свежие эшелоны, захватили поселок СТЗ. Бой шел уже на Тракторном заводе. Там находились лишь бойцы рабочего отряда, тыловые подразделения и группы бойцов из разных частей. Не было связи с соседними 114-м гвардейским и 524-м стрелковыми полками и северной группой."

КП, оборону которого описывает Волостнов, находилось в т.н. "доме профессуры" Соцгородка (рабочий поселок СТЗ). Это здание сохранилось и по сей день.

"дом профессуры", довоенное фото из альбома ЖивойЦарицын на fotki.yandex.ru

Отрывки из воспоминаний:

"Что произошло на КП полка, мы узнали гораздо позже от самих участников героической обороны. На их долю выпало очень тяжелое испытание.

Дом профессуры представлял собой крепкое кирпичное здание, сильно поврежденное снарядами и бомбами. Окна и дверные проемы во всех этажах были выбиты, обвалилась и обгорела крыша, но подвальное помещение и первый этаж использовались офицерами штаба для работы и отдыха. Рядом с домом были устроены окопы, служившие укрытием личному составу и позицией круговой обороны. Впереди КП, среди развалин, стояла 120-миллиметровая минометная батарея и был резерв командира — автоматчики и рота противотанковых ружей."

"Гитлеровцы окружили КП сравнительно небольшими силами. До двухсот автоматчиков с двенадцатью танками полукольцом охватили его с трех сторон. Получив сильный отпор вначале и потеряв несколько танков, они остановились, залегли и начали обстреливать здание из орудий и пулеметов. В верхних этажах сразу же возник пожар. Снаряды крошили кирпичную кладку, увеличивая число раненых среди защитников командного пункта. Убиты были оборонявшиеся на улице командир транспортной роты гвардии лейтенант Русских и командовавший автоматчиками гвардии лейтенант Егоров, ранен руководивший группой замкомполка Губин, вышли из строя несколько бойцов.

Фашисты почувствовали, что силы обороны ослабли, и перешли в атаку с западной стороны дома. В проломы и по лестницам они ворвались на этажи.

Килимник организовал несколько групп для очистки здания. Ему помогали офицеры Бабаев, Ефанов и гвардии сержант Александров. Особенно отличился здесь переводчик полка гвардии лейтенант Н. А. Сидоров. Он принял командование комендантским взводом и первым начал бой внутри здания. Часть фашистских автоматчиков была отсечена и задержана остатками группы Губина, который, будучи раненным, продолжал сражаться на улице. Гвардейцы действовали гранатами и огнем в упор. Сначала они выбили гитлеровцев из одной комнаты, потом из другой и так, тесня и уничтожая, обратили остальных в бегство. [112]

В этот момент гвардейцам хорошо помогли наши ночные бомбардировщики. Они смело снижались над позициями врага и бомбили их с малой высоты.

Вот что рассказывают в письмах ко мне оставшиеся в живых участники обороны Дома профессуры. Свидетельствует М. М. Хасин:

«Все, кто был на КП полка, сражались с большим мужеством. Каждый оконный проем был превращен в огневую позицию, за которую отвечали определенные лица. Немцы несколько раз атаковали, но отбрасывались с большими потерями бойцами, которыми командовал офицер Бирюков. Гвардейцы поражали танки из противотанковых ружей (других средств не было). Очищение захваченной части здания велось штурмовыми группами под руководством начальника штаба Килимника...»

Другой свидетель, бывший комбат 149-й стрелковой бригады А. И. Лисицинский, сообщил:

«Наш четвертый батальон, сформированный из остатков первого, разведроты, тылов и спецподразделений бригады В. А. Болвинова, занимал в нижнем поселке СТЗ несколько опорных пунктов (цирк, больница и др.). Для усиления обороны нам были выделены семь корпусов танков без моторов. Штаб бригады располагался в Доме пионеров, а КП нашего батальона — в том же здании, где и штаб 109-го гвардейского полка, только в правом его крыле. Сам я и военком Кузнецов поддерживали с командованием этого полка связь.

Утро 14 октября началось с жесточайшей бомбежки. Фашистские самолеты налетали по пятьдесят — шестьдесят в заходе, непрерывно сменяя друг друга. Удары они наносили на участке шириной не более двух-трех километров по фронту. На земле происходило что-то невообразимое. Почти все орудия, огневые точки, танки (коробки) были уничтожены, находившиеся в домах люди завалены. На оборону через Верхний поселок и цирк шли сотни танков и бронемашин с пехотой. От термита горела сталь, но люди сражались в огне, пустив в ход все личное оружие. Несколько групп танков все же прорвались к заводу. Фашисты окружили КП 109-го гвардейского полка. Мы перешли к обороне. Первая атака гитлеровцев с ходу была отбита. Не забыть их ожесточения и изуверства: немецкие механики-водители вели танки по телам своих же раненых солдат, которые в ужасе хватались за гусеницы. Мы отбили еще несколько ожесточенных атак. Но тут случилось непредвиденное: фашистский снаряд разорвался и поджег ящик бутылок с горючей смесью. Начался пожар и удушье. Пришлось срочно выносить раненых [113] и отходить к зданию городской бани, в сквер около нее, к институту. Об этом я предупредил Ф. С. Омельченко. Положение КП 109-го в доме осложнилось...»

Майор В. В. Гусев, бывший инструктор политотдела 112-й дивизии, вспоминает:

«Я находился тогда с группой бойцов и офицеров 385-го стрелкового полка в одном из отсеков дома, где был КП 109-го гвардейского полка. Когда разгорелся бой вокруг здания, Омельченко прислал к нам связного с запиской: «Мы будем драться насмерть! Призываю друг друга не оставлять, держаться вместе!» Замполит Юрченко написал на записке: «Только вместе». Герой Советского Союза Михайлицын, Безъязыков, Юрченко и я поставили подписи. Когда загорелся наш отсек, мы переместились в развалины рядом, но все пережили вместе...»

Много лет спустя удалось получить свидетельство фельдшера Ш. А. Соболевой (ныне Черенковой). Это событие запомнилось ей отчетливо и сохранило в памяти интересные подробности:

«В ночь на 14 октября 1942 года военврач Саша Воронцов и фельдшер Змиевский вывели из обороны полка большую группу раненых для эвакуации, а меня направили в Дом профессуры за очередной партией. Там у нас был приемный пункт, и там же оказывали первую помощь. Мы были в подвале, когда к дому подошли фашистские тайки и начали стрелять. В обороне участвовали все: офицеры и хозяйственники, связисты и бойцы, легко раненные. До вечера находились под шквалом вражеского огня. Немцы заняли часть этажа, но их выбивали гранатами. В некоторых комнатах пол был устлан мертвыми телами. Потом получили приказ к эвакуации. Надо было вывести раненых, особенно не транспортабельных. Всех их перенесли из подвала наверх, к выходу, и разделили среди бойцов. Было подготовлено таких три группы. Я несла на себе бойца, фамилию его не помню, и шла с первой группой, так как знала немецкий язык и в случае чего могла отвлечь внимание вражеских постов. Выходили под охраной бойцов. Одна из групп попала под артиллерийский обстрел, и многие из наших погибли. Другие две группы — и офицеры, и боеспособные бойцы — вышли..."

По центру фотки виден торец "дома профессуры", перед зданием справа видна группа гансов с техникой

справа развалины цирка

немецкая техника около цирка двигается в сторону пл. Дзержинского

На фасаде школы №3 на пл. Дзержинского есть мемориальная табличка:

«14 октября 1942 года на площади имени Ф. Э. Дзержинского при отражении танковых атак фашистских захватчиков погиб комсомолец, воспитанник 112-й стрелковой дивизии Ваня Фёдоров».

Статьи о подвиге Федорова
http://www.givoipoisk.ru/otvet_2.php
http://2w.su/memory/914

"На самой площади Дзержинского воронка, на воронке. Жесточайший бой, страшный бой. Правофланговая пушка вышла из строя после прямого попадания бомбы. К левофланговой пушке прорвалась группа автоматчиков. Трое живых бойцов обиваются гранатами. Центральную огневую позицию окружили враги. Поползли вперёд танки. Филимонов лично видел, как Ваня, сам весь в крови, из ровика у самой пушки бросил несколько гранат и без передышки опустошил в фашистов весь автоматный диск. Два танка пошли к орудию Вани. Пушка была разбита. Враги наседали со всех сторон, и невозможно было помочь Ване. Вдруг разорвался возле него снаряд. Некоторое время он был неподвижен, а затем мальчуган приподнялся. Помогая себе окровавленным обрубком руки с зажатой в зубах противотанковой гранатой, Ваня пополз навстречу фашистскому танку. Враг был уверен, что боец убит и не свернул в сторону. Ваня дополз к грохочущей громаде и лёг под гусеницы..."

15.10.1942г
Сводки Генштаба:

"62-я армия в течение 15.10 продолжала вести тяжелые оборонительные бои с пехотой и танками противника в северной части г. Сталинград.
Противник с утра 15.10 из района СТЗ развивал удар в северном и южном направлениях.

124 сбр в течение дня отразила несколько атак противника с севера, уничтожив при этом свыше 30 его танков. К исходу дня противник ударом из района СТЗ в северном направлении разобщил 149 и 124 сбр, овладел пристанью у устья р. Мечетка и вышел в тыл частям 124 сбр.

149 сбр атакой противника с севера и юга отрезана от остальных частей армии. Связь с ней потеряна.

37 гв. сд вела тяжелые оборонительные бои с противником. Противник, развивая наступление на Минусинск, Волховстроевск, к 17.00 15.10 отрезал остатки дивизии от остальных частей армии и вышел к р. Волга в районе Прибалтийская. Части дивизии продолжали вести бои в районе развилки железных дорог и в районе Деревенск.

95 сд в течение дня отбила три атаки пехоты и танков противника и, понеся большие потери, правофланговыми частями отошла к сев. окраине завода «Баррикады». Шесть танков противника к 18.00 15.10 вышли в район двух тупиков на сев. окраине завода «Баррикады», откуда обстреливали командный пункт 62-й армии и пешеходный мостик через р. Волга.

Положение остальных частей армии оставалось без изменений.
В районе СТЗ сосредоточено до 100 танков противника.
Авиация противника усиленно бомбила боевые порядки частей армии. За 15.10 отмечено 1036 самолето-вылетов противника."

Документы 62-ой армии

Отрывки из книги Шахова "Тракторозаводской щит Сталинграда":

"Известный впоследствии башкирский писатель Гайнан Амири (в то время офицер по спецсвязи в штабе Горохова) вспоминал:

«Полковник Горохов в это тяжёлое время послал в штаб 62-й армии радиограмму:

15.10.42. ЧУЙКОВУ

Противник смял оборону 112-й сд, 115-й осбр и одного батальона 124-й осбр и к 12.00 15.10.42 г. вышел к Волге в районе северной части СТЗ, овладев им полностью. Второй колонной 305-й пд, частями пд неустановленной нумерации, 100 танками вышел к Мокрой Мечётке. Одновременно в течение дня 4 раза атаковал передний край 124-й осбр. Остатками 112-й сд — 67 чел., 115-й осбр — 45 чел. сдерживаем противника на северной окраине Кирпичной, р. Мокрая Мечётка до ул. Жемчужная. Боеприпасов нет. Положение на других участках неизвестно. Связи с соседями нет.
ГОРОХОВ."

"...1-й батальон 124-й осбр, усиленный взводом автоматчиков, вёл оборонительный бой на территории СТЗ. Остатки батальона (12 человек) вышли 16.10.42 и были влиты в 4-й батальон 124-й осбр.

Как вспоминал С.И. Чупров, «в штаб 124-й бригады прибыли Криворучко, Старощук, Уваров. Измученные, худые, еле держась на ногах. Доложили, что десять разведчиков батальона окопались на языке у пристани СТЗ. Больше первого батальона нет. Это сообщение нас всех очень потрясло. Криворучко, докладывая это, плакал».

Стало также известно, что в ходе боя между цехами завода при отражении атаки немцев погиб помощник по комсомолу начальника политотдела 124-й бригады Сытов. Политрук живым попал в руки немцев и был ими зверски замучен — повешен прямо в цехе завода."

"В своих послевоенных записях, письмах, ответах на вопросы С.Ф. Горохов в дополнение к приведённым свидетельствам приводит ряд пояснений и уточнений «в отношении отходящих к нам 2-й, 115-й, 149-й бр и 112-й сд, а также многих других разрозненных подразделений». Так он указывал, что «к нам ещё отошёл один полк 37-й гв. сд (командир генерал Жолудев — покойный). Мы всех специалистов (авиаторов, артиллеристов, моряков, танкистов и т.п.) отправляли на левый берег. Отправляли также лишний комсостав и штабы, а рядовой состав стрелковых подразделений и артиллеристов-миномётчиков оставляли на доукомплектование своих подразделений. Естественно, артиллеристы оставались в излишке, и мы их отправляли на левый берег, а матушка-пехота вся осталась у нас».

«…Чтобы фильтровать, кого надо пропустить на левый берег, мы создали чрезвычайную «тройку». Председателем её был комиссар штаба т. Дрымченко, а также представители особого отдела и прокуратуры. Работали в «тройке» и врачи с сёстрами (опознание раненых). Пропуска подписывал только я, а не они. Так надо было по обстановке, хотя мне было физически трудно. Много боевых дел было в это время. К этому времени к нам прибыл армейский заградотряд», — писал С.Ф. Горохов.

В отношении появления в полосе обороны бригады остатков 112-й сд, бывший комбриг вспоминал, что штаб 112-й сд разместился в посёлке СТЗ, на месте «нашего узла связи, в подвале дома, где у нас был НП». «У них там получилось нехорошо. Немцы не всех выпустили с КП, — писал Горохов. — Штаб оттуда буквально бежал к нам в балку, оставив на месте командующего артиллерией дивизии, которого немцы повесили в штабе. Одного ли?»

«Позже всех покинул завод Болвинов. Болвинов со штабом пришёл к нам с Тракторного завода… растерзанный. Он позже всех явился ко мне в землянку… Я приводил его в нормальный вид. Цейва (ординарец Горохова. — А.Ш.) дал ему моё бельё, гимнастёрку, бриджи. …После этого поручили ему привести в порядок бригаду, отдав ему большую часть отходящих к нам подразделений и одиночных солдат». Далее с горечью Горохов пишет, что, к сожалению, в той ситуации подполковник Болвинов не смог справиться прежде всего сам с собой. «Он снова стал пить и драться. Не только с немцами. Но и застрелил нашего контуженого товарища. …Я бы его отдал под суд за это дело, если бы смерть не избавила его от этого» — вот строки из послевоенных записей С.Ф. Горохова."

Среди офицеров разных частей и подразделений, попавших при отходе к Горохову, было немало «очень добросовестных и очень хороших товарищей», в частности, это относилось к командованию и штабу 2-й мсбр. Но не обошлось и без неприятностей, как выразился Сергей Фёдорович. Поэтому приходится раскрывать правду о недостойном поведении в той ситуации командира 112-й сд подполковника Ермолкина и, как подчёркивал Горохов, «особенно его комиссара Липкинда (трус и подлец)… Ещё хуже был… НО-1 в 115-й сбр. Он и подвёл Андрусенко».

Вина их была в том, отмечал Горохов, «что они не хотели оставаться в аду на правом берегу и стремились на левый берег, а для этого они уменьшили число людей, находящихся в обороне, а ночами, когда не были введены пропуска, они уводили людей на левый берег. И всё-таки, когда было приказано им сдавать, а нам принять людей, находящихся в обороне, число их резко расходилось (было принято много больше, чем они доносили в сводках в штаб 62-й А)».

Как уже упоминал тов. furma, отношения между комсоставом уровня дивизии-армии нередко бывали далеки от дружеских (Гроссман в своих записках ярко описывает эту грызню и дележку славы после битвы). Так что читая воспоминания необходимо это учитывать.

При всей сложности ситуации, возникшей после выхода немцев к СТЗ, оставались части сохранившие организованность и боеспособность. Так Волостнов описывает прорыв остатков своего полка, отрезанного на правом фланге 37 гв сд у оврага Мытищи и Линейного поселка:

"Гвардейские батальоны, отрезанные на правом фланге обороны 37-й дивизии в результате прорыва гитлеровцев к Тракторному заводу, продолжали, бой, по-прежнему удерживая остатки позиций в районе улиц Бакунинской и Красина. Вокруг них было море развалин и воронок, разбитые и сожженные танки, орудия и пулеметы, трупы солдат, погибших здесь в ожесточенном единоборстве или искромсанных взрывами снарядов и бомб."

"...Когда посыльный штаба полка гвардии сержант Евстратов скрылся в развалинах, мы еще несколько минут совещались, как поступить дальше. Оценили обстановку: справа, на кладбище, должны быть бойцы части дивизии Ермолкина. Но там оказалось очень мало людей. Этот участок, прикрытый берегом Мокрой Мечетки, сейчас противник не атаковал. От кладбища и дальше по оврагу Мытищи позиции удерживаются бойцами рот Лучанинова и Назаркина. Левый фланг, где за отрогом оврага, на свалке, «висела» группа Ищенко, не прикрыт. Враг у нас в тылу — на улице Ногина. Здесь главная опасность. Но тут где-то находились роты Ткаченко и батальона 118-го гвардейского полка. Бойцов в них тоже, вероятно, уже немного."

"...Возвратилась разведка, посланная на улицу Ногина, и привела с собой двух пленных. Их, не сопротивлявшихся, схватили в разрушенном доме. Сухарев доложил, что все, вплоть до сухого оврага, занято фашистами.

Допрашивали пленных здесь же. Лейтенант с усиками неплохо знал немецкий и разговаривал свободно. Гитлеровцы имели жалкий вид. Оба грязные, перепуганные, дрожат. У одного в кармане оказался кусок хлеба, и, когда наш боец, проверяя обмундирование, вынул его, немец с большой жадностью вырвал хлеб и тут же начал его есть. Пленные охотно отвечали на вопросы, но ничего узнать от них не удалось. Выяснили только, что они оба из Дрездена, переброшены сюда вместе с маршевой ротой самолетом и сразу брошены в бой. Кроме номеров маршевой команды, они ничего не знали. В наступлении не участвовали, были во втором эшелоне, а потом ночью решили спрятаться в доме и переждать. Тут их Сухарев и накрыл.

Примерно в полночь гитлеровцы вплотную подобрались к нашему расположению с тыла. Со стороны улицы Ногина началась сильная пальба. В это же время с фланга, где прикрывал оборону Ищенко, загрохотали частые взрывы. Но враг не застал наших воинов врасплох. Алексей Ананьев и примыкавшая к нему рота из батальона Ткаченко, которой командовал политрук Золотарев, стойко удерживали свой рубеж. Ищенко и Лучанинов также не сдвинулись с места, но Гриша предупредил, что «фриц накапливается в овраге». Комбат собрал пять человек и отправил к нему на помощь. Хоменко с командой легкораненых получил приказ: быть готовым! Я пошел к Ананьеву. Стрельба кругом, над головой скрещиваются целые пучки трассирующих пуль. И кажется, все тут перемешалось, в этом фейерверке огней. У нас нет тяжелого оружия, нет поддержки артиллерии, тревожит чувство изолированности. Нет рядом своих..."

"...Прошло еще долгих два часа. Перестрелка несколько стихла. Немцы оставили нас в покое, будто зная, что мы все равно никуда не денемся. Не особенно они любят сходиться грудь в грудь, куда лучше двинуть сначала танки. Время шло к рассвету, а там надо ждать атаку. Ананьев и Лучанинов напомнили о боеприпасах: это нас тревожило больше всего. Мы ждем, что появятся наши разведчики. Радист, все время не отходивший от рации, вдруг встрепенулся и громко крикнул:

— Товарищ гвардии капитан, связь, нас вызывают!

Мы подскочили к нему. Дрожащей от волнения рукой он записывает радиограмму. Цифры группами, отдельные слова заполнили клочок бумаги и... обрыв. Минута ожидания, пока раскодируем. Текст перечитываем несколько раз: «...всей группе выйти на новые рубежи, занять оборону у Тракторного завода, слева Волга. Выход прикрывается авиацией...»

Вздох облегчения вырвался у многих. О нас не забыли. Теперь мы действуем в соответствии с приказом. Тут же наметили план. На всем участке продолжать огонь. В голове пойдет боевая группа, за ней раненые. Рубеж, где оборонялся Ананьев, и выход к Мечетке удерживать прочно. Иметь группу прикрытия со стороны оврага. С ней останется Левкевич. Сниматься тихо.

Глубокая ночь. Пожары все бушуют. На некоторых участках перестрелка. Наши самолеты У-2 начали непрерывно бомбить занятый врагом берег Мечетки. Причем били так. что цепь разрывов точно обозначала его. Мы радовались и были благодарны командующему армией, хорошо обеспечивающему наш выход из кольца. Сняты передовые подразделения, выведена к реке часть раненых. Автоматчики развернулись в цепь и, продвигаясь вперед, обстреливали правый берег. Легкораненые в стороне идут за нами вслед. С ними Хоменко, Вера Круглова и несколько крепких бойцов. Прошел Лучанинов со своими людьми. Большую часть бойцов из его роты взяли для того, чтобы вынести тяжело раненных. Их приходится нести на руках, на плащ-палатках. «Тяжелая колонна» тоже тронулась к реке. Самолеты продолжают по-хозяйски бомбить берег метр за метром. Отошла рота Гриши Ищенко, но бойцы Ананьева остались на месте.

Против отрога оврага остался один пулеметчик Косых. От него теперь зависит многое. Я подхожу к нему:

— Косых! Ни шагу, пока группа не достигнет берега.

— Есть, не отходить!

— Боеприпасов хватит?

— Хватит, еще гранаты при себе имеем!

— Ты понимаешь, почему так надо? — еще раз обращаюсь к нему.

Может быть, это излишне. Косых — боец надежный и трижды проверен. Он не струсит. Но хочется быть уверенным, что не наскочат с тыла фашистские автоматчики и не перестреляют нашу большую, обремененную тяжело раненными колонну. Он понимает это. Поднявшись от пулемета, смотрит на темнеющую вдали группу людей и говорит без обычной удали:

— Эх, мать честная, невесело здесь одному-то будет! Но не беспокойтесь, не уйду!

Боец открыл огонь. Его короткие очереди долго были слышны и почему-то легко различались среди общей стрельбы.

Около трех часов продолжался этот выход из вражеского кольца, хотя расстояние до северной части Тракторного завода было не более двух километров. Впереди боевая группа — человек сорок здоровых бойцов во главе с Ткаченко и Гриппасом — очищает путь от мелких засад противника, засевших на берегу, за ней вдоль оврага движутся раненые. Идут, спотыкаются, падают, тяжелый стон, вздох, выкрик... Впереди поднялась автоматная трескотня, разорвалось несколько снарядов. Лучанинов подает команду: «Ложись!» Уткнувшись в сырую траву и слякоть, свалились все: и те, кто был еще крепок, и те, кто не мог сам двигаться. Врач и Вера мечутся по всей растянутой линии.

— Бодрись, скоро теперь! — говорит кто-то. — Пробьемся, наши тут рядом!

Автоматный треск не прекращается. Я бегу в тыл, все ли там в порядке, не наступают ли фашисты за нами следом. Григорий Ищенко рассыпал солдат справа. Из темноты вынырнула здоровенная фигура Суханова. Значит, группа Ананьева тоже здесь.

— Все отошли? — спрашиваю его.

— Все, товарищ комиссар, командир позади нас с Левкевичем.

Начинает светать. На небе отчетливо видны темные полосы облаков, и от реки поднимается туман. Где-то, очевидно на острове, загудела «катюша», над головой воют снаряды [134] и глухо рвутся в районе горевших домов. Это наши начинают обрабатывать расположение врага. Гитлеровцы не преследуют, но с берега то и дело вспыхивает стрельба.

— Пулеметчика видели? — спросил я Ананьева.

— Что был со мной, здесь! — показал он на бойца.

— Нет, тот, у оврага?

— Стрельбу слышал, а кто был там, не знаю...

Я понял: оставленный мною боец, прикрывая наш отход, не смог вернуться, если фашисты пошли вперед. Может, поэтому мы так легко и оторвались от противника.

Передовая группа пошла дальше. Двинулась колонна раненых, к ним теперь добавилось несколько новых. Медленно идет время, трудно даются эти оставшиеся сотни метров. Но мы упорно пробираемся вперед, несмотря ни на что. Теперь уже недалеко. Наши самолеты после небольшого перерыва снова принялись за свое дело. Мечутся в небе лучи фашистских прожекторов, взлетают разноцветные цепочки трассирующих пуль, но стрельба с берега сразу стихает. Раздается команда: «Быстрее вперед!» Надо воспользоваться моментом и проскочить последний отрезок невероятно тяжелого пути.

Вышли к северному углу Тракторного завода. Острые оскалы развороченных бетонных стен на бугре возвышаются над серыми грудами, а местами сохранились нетронутыми стенки забора. От кручи потянуло сыростью, и вскоре блеснула гладь протоки, за которой темным массивом лежал остров Зайцевский. Наступал рассвет. Серый, туманный, он не предвещал ничего, кроме новых испытаний.

Проходим дальше. Подтянули людей и сделали короткую остановку. Роты, прочищавшие путь к берегу, залегли на бугре. Колонна раненых медленно идет мимо. Рядом стоят Ткаченко с пистолетом за поясом и Гриппас. Около них кто-то из офицеров штаба полка.

— Здесь наши. Командир и комиссар здесь! — говорит Ткаченко.

— А Сухарев, разведчики?

— Здесь же, в обороне.

— Значит, снова вместе.

Мы никак не ожидали, что состав командного пункта полка, блокированного в Доме профессуры, смог выбраться. Но и они не знали о нашей судьбе. Офицер требует скорее занимать оборону. Ткаченко подает команду, и бойцы один за другим начинают подниматься и идут вдоль завода.

— А раненых как?

— Раненых на Зайцевский, там сбор.

На территории завода редкая перестрелка. Ткаченко со [135] всей боевой группой пошел дальше к штурмовому мостику, потом повернул ее прямо на бугор перед заводом. С ним остатки бойцов Ищенко, Назаркина. Лучанинов вместе с колонной раненых проходит через мостик. С ними ушли Левкевич и Ананьев.

Все наши люди страшно утомлены. Редко кто из них не ранен или не контужен. Лещев при отходе получил еще одно ранение, и его несли, окровавленного, на плащ-палатке. Когда я, нагнувшись, спросил его о самочувствии, он тяжело вздохнул и, пересиливая боль, сказал тихо:

— Не дошел разом, придется отлежаться.

— Крепись, Лещев, врачи свои, отремонтируют. Еще вернешься.

— Ворочусь, уж как есть...

Другие ковыляли, поддерживаемые под руки товарищами. Никто не жаловался.

Было очень тяжело расставаться с этими героями, безропотно перенесшими все муки ада.

Утром бой развернулся уже в цехах завода. Ватаги пьяных гитлеровцев ворвались на территорию. Фашистские танки ползали по двору, обстреливая из орудий станки, груды металла, за которыми укрывались наши бойцы. Несмотря на подавляющий перевес вражеских сил, Тракторный продолжал ожесточенно сражаться.

К концу следующего дня в группе Гуренко осталось всего шесть бойцов. Фашисты окружили их. Гуренко бросил последнюю гранату, раздались последние залпы. Гитлеровцы бросились вперед. Поднявшись во весь рост, лейтенант сделал несколько выстрелов в упор, свалил троих и упал сраженный.

Рота Золотарева, уничтожив в сборочном цехе два танка противника, закрепилась. Рядом с ней держались еще несколько десятков бойцов наших рот, люди Сухарева и остатки рабочего отряда из группы Поддубного. Как позднее было выяснено из бесед с ополченцем завода И. А. Гончаровым, в их отряде к этому времени оставалось всего около сорока человек, но они продолжали держать оборону на узкой полоске волжского берега.

Ткаченко закрепился на позиции против штурмового мостика и поблизости от центра завода. А гитлеровцы явно готовились к новой атаке, чтобы сбросить всех нас в Волгу."

схема прорыва остатков 109 гв сп

Немецкие данные от 15.10.1942:

Боевые действия 14-й немецкой танковой дивизии
15.10.42 Ночью части 14-й танковой дивизии успешно прорвались через весь Тракторный завод до самой Волги. Танковый полк 14-й дивизии с тыла атакует вражеские укрепления в западной части Тракторного завода. 103-й панцергренадерский полк после наступления темноты смелым ударом прорывает вражеские позиции, достигает Волги южнее складов с горючим и занимает там круговую оборону. Одновременно 577-й пехотный полк продвигается от железной дороги в квадрате 94А на юго-восток. В 09.00, продолжая вести бой, 305-я и 14-я дивизии достигают Волги.
Передовая линия и достигнутые рубежи:
14-я танковая дивизия – сосредоточена в районе 85D-95C.

Боевые действия 24-й немецкой танковой дивизии
15.10.42 Передовая линия и достигнутые рубежи: 24-я тд – 84С1-84В3.

Известные фотки немцев на СТЗ, датированные 15.10.42. Наиболее точная аннотация звучит так (перевод тов. skvorin):

«Эта фотография появляется бесчисленное количество раз во многих книгах, но всегда не корректно подписывается. Она была сделана на территории Тракторного завода солдатом Хансом Экле, на фото лейтенант Клаус Вогт из 9 роты 578 полка. Группа штурмовых орудий продвигается слева. На заднем плане главные заводские проходные и технические здания. Здание справа - цех, содержащий штамповочные прессы и другое оборудование штамповки. 15 октября 1942 года»

Эта фотка тоже снята на СТЗ, еще фотки разрушенных цехов
http://fotki.yandex.ru/users/dvs1972/view/782234/?page=0

Немцы позади школы №3 (за фотку спасибо тов. skvorin)

Существует такой документ, отчет командующего фронтом А. И. Еременко о боях 14.10-15.10.42. ("Сталинград 1942-1943" 1995 рук. Гуров)

Само донесение достаточно внятное по содержанию (хотя выводы спорные), в отличии от истории поездки комфронта в осажденный Сталинград. Есть версия, что тов. Сталин что называется силой гнал Андрея Ивановича в город, помочь Чуйкову. Еременко же от поездки всячески уклонялся, справедливо полагая, что вражескому осколку или пуле похеру, командующий фронтом ты или простой красноармеец.

Отрывок из книги К. Симонова, беседа с А.М. Василевским:
http://www.hrono.ru/libris/lib_s/simonov33.php

"Вернувшись к прерванному разговору о Еременко, он сказал, что дело тогда в Сталинграде обстояло так:

– Немцы очень сильно нажимали на Чуйкова, и это беспокоило Сталина. К этому времени, – сказал о себе Василевский, – я находился на левом берегу Волги, там же, где и Еременко, который перебрался туда из Сталинграда еще в первой половине сентября. Еременко как командующий фронтом занимался Сталинградом, а мне было поручено готовить нашу будущую наступательную операцию. Меня вызвал в один из тяжелых для Сталинграда дней к телефону Сталин. Сказав о том, что его тревожит положение в Сталинграде у Чуйкова, велел передать его приказание Еременко: переправиться через Волгу самому в Сталинград и помочь, как он выразился, там Чуйкову. Звонок был уже вечерний. Я связался с Еременко и передал ему приказание Сталина. Он ответил, что все будет сделано, что он ночью выедет в Сталинград.

Утром я, к своему удивлению, узнал, что в Сталинград он не выехал, находился по-прежнему здесь, на командном пункте. В разговоре со мной Еременко сказал, что он посылал людей на переправу, но обстановка там была такая, при которой переправляться оказалось в эту ночь невозможным. Он переправится следующей ночью.

В разговоре со Сталиным, который звонил и вызывал меня каждый день, я ответил на его вопрос, что через Волгу, как доложил Еременко, оказалось невозможным переправиться предыдущей ночью и он переправится к Чуйкову в следующую.

Вечером я узнал, что Еременко отправился на переправу через Волгу, но утром выяснилось, что он и на этот раз не переправился туда, потому что ему якобы не позволила это сделать обстановка. Маркиан Михайлович Попов, который был его заместителем и выезжал с ним вместе на переправу, говорил мне потом, что обстановка на переправе была в ту ночь нормальная, такая же, как и в другие ночи; риск, конечно, существовал, но люди в продолжение ночи переправлялись и туда, и обратно.

Пришлось при очередном разговоре со Сталиным в ответ на его вопрос доложить, что Еременко пока еще не удалось переправиться в Сталинград.
– Выгоните его туда, – сердито приказал Сталин, – чтоб он был сегодня ночью там, у Чуйкова.

Пришлось передать Еременко это приказание. Ночью он снова поехал на переправу, связавшись предварительно с Чуйковым и договорившись, где и как тот его будет встречать. Но переправился он через Волгу не там, где договорились, а в другом месте. Чуйков ждал его несколько часов на этой переправе, а Еременко все не было и не было. А он тем временем, переправившись в другом месте, приехал в дивизию, помнится, к Людникову, связался от Людникова еще с одним командиром дивизии, поговорил с тем и с другим и, вернувшись на переправу, к утру был обратно на левом берегу Волги, так и не повидавшись с напрасно прождавшим его командармом."

А вот версия самого Еременко о поездке в город:

"15 октября на фронте 62-й армии сложилась исключительно трудная обстановка. При переговорах по телефону с товарищем Чуйковым я почувствовал, что настроение командарма несколько упало. Я решил немедленно побывать у него, на участке 62-й армии. Там действительно создалось тревожное положение. Противник, заняв господствующее положение на высотах, держал под огнем всю Волгу против Сталинграда. В его руках в это время находились Мамаев курган, выс. 107,5, а также выходы к реке в районах тракторного завода и устья Царицы. Губительный огонь гитлеровцев парализовал движение по реке. Василий Иванович довольно энергично запротестовал против моей поездки, так как, чтобы добраться до командного пункта 62-й армии, предстояло переплыть Волгу под плотным обстрелом, а затем под минометным и ружейно-пулеметным огнем пройти берегом 4–5 километров. Однако такая обстановка, постепенно войдя в наш быт, стала для нас привычной: ведь под подобным огнем пришлось побывать уже сотни раз; в августе и сентябре Военный совет фронта, будучи на своих КП в центре города, находился почти под непрерывным огнем и бомбежкой.

Поездка, конечно, предстояла не из приятных. Но было совершенно необходимо побывать среди войск в самый тяжелый для них момент, чтобы ободрить, поддержать их, передать им лично благодарность и слова привета Центрального Комитета партии.

Первая попытка переправиться в район тракторного завода, 15 октября, успеха не имела, так как противник вел усиленный огонь по всем нашим причалам и переправам.

16 октября в 3 часа дня я прибыл на командный пункт Волжской военной флотилии, находившийся в непосредственной близости от берега. Здесь мы застали командующего флотилией контр-адмирала Рогачева (со мной находился и мой заместитель генерал-лейтенант М. М. Попов, который только что приехал на Сталинградский фронт из-под Воронежа). Был приготовлен «бронекатер» (бронекатерами мы называли небольшие железные катера, которые пробивались любой пулей).

Рогачев, как и Чуйков, пытался отговорить меня от поездки.

Лишь только стало смеркаться, мы вышли из истока Ахтубы и направились прямо в Сталинград. Все 10 километров вдоль Сталинграда пришлось идти под огнем противника. В 20 часов мы пристали к берегу в районе завода «Красный Октябрь».

На реке и в городе было совершенно светло, словно днем: противник непрерывно «вешал» множество осветительных бомб и ракет, ведя обстрел русла реки и места причалов.

Набережная Волги представляла собой хаотическое нагромождение всевозможных обломков. Повсюду следы разрушений, земля сплошь изрыта воронками от взрывов. Несмотря на все это, несмотря на непрерывный огонь противника, здесь было большое оживление: набережная стала единственным путем, по которому направлялся приток пополнений, шло снабжение, происходила эвакуация раненых.

С большим трудом мы добрались до командного пункта 62-й армии, который размещался в это время в районе завода «Баррикады», в старой штольне, метрах в 400 от противника (на берегу Волги). Часть сопровождавших нас товарищей были убиты или ранены (осколками снарядов и мин).

На командном пункте мы застали начальника штаба армии товарища Крылова и члена Военного совета товарища Гурова. Командующий армией, зная о нашем прибытии, вышел нам навстречу, но в пути мы где-то разошлись. Через некоторое время он возвратился. Начальник штаба подробно доложил обстановку, хотя она и без того была известна. Когда разобрались со всеми боевыми делами, время далеко перешагнуло за полночь, и мы сели поужинать за столом товарища Гурова. За ужином мы оживленно беседовали, делясь впечатлениями истекшего дня. Я рассказал несколько смешных эпизодов из нашей сегодняшней поездки, в частности о том, как мы с товарищем Поповым прятались за рубку «бронекатера», как бы маскируясь от наблюдения противника, когда при подходе к берегу нас начали обстреливать немецкие автоматчики.

Товарищ Чуйков в свою очередь рассказал, как один беспечный немецкий солдат вышел к Волге и начал глушить рыбу неподалеку от командного пункта армии.

Через некоторое время я переговорил с командирами 37-й гвардейской, 138-й и 95-й стрелковых дивизий, командные пункты которых были тут же рядом. Более подробно я беседовал с командиром 37-й гвардейской дивизии, которая почти полностью погибла в боях за Сталинградский тракторный завод. Взволнованный, правдивый рассказ командира этой дивизии генерал-майора Желудева заставил нас вновь пережить тяжесть этой утраты.

— Как же все-таки отдали вы противнику завод? — спрашивал я Желудева, стремясь за напускной строгостью скрыть свое волнение.

— Товарищ, командующий, — отвечал он глухо, смотря прямо мне в глаза и с трудом поднимая тяжелые от усталости веки, — задачу свою дивизия выполняла честно, ни на шаг не отступила, большинство солдат и офицеров погибли, в соединении осталось всего несколько сот человек. Больше тысячи самолетов бомбили наши боевые порядки, в атаку на нас шло до полутора сотен танков, а за ними — пехота, волна за волной. Ведь никто не оставил своих позиций.

Желудев замолчал. Мне показалось, что он смахнул слезу. Молчал и я. Да и что можно было сказать? Упрекать? Но разве можно было упрекать героев, честно выполнивших свой долг?

Я только и мог сказать:

— Да, война неумолима. Враг жесток..."

Хочу отметить, что мемуары Еременко написаны топорно и пафосно, проще говоря херово, что и видно из приведенного отрывка. Воспоминания начштаба Крылова куда как читабельней, вот что он пишет о приезде комфронта:

"В ночь на 17-е мы ждали остальные полки Людникова и самого комдива. Но еще раньше, едва стемнело, в расположение армии из-за Волги прибыл командующий фронтом.

О том, что он к вам направляется, мы, разумеется, были предупреждены. Командарм пытался, но безуспешно, убедить генерал-полковника Еременко отложить посещение армии, считая, что переправляться сейчас через Волгу, да еще дважды, слишком большой риск.

Чуйков и Гуров заблаговременно ушли к тому причалу, довольно далекому от КП, где предполагалось принять бронекатер. Между тем на Волге становилось все тревожнее. Не сумев прошлой ночью помешать переправе полка Печенюка, противник еще с ранних сумерек пристреливал обычные пути судов и районы причалов. Надсадно ревели бившие по реке и берегу немецкие шестиствольные минометы. Над Волгой то и дело взвивались ракеты.

Командиру бронекатера надо было думать прежде всего о том, как проскочить между разрывами снарядов и мин (легчайшая броня защищала это суденышко лишь от мелких осколков). И он, получив, очевидно, разрешение действовать по обстановке, подвел катер к правому берегу не там, где его ждали.

Конечно, и тут нашлось кому провести командующего фронтом дальше. Порядочно пройдя по изрытому воронками, непрерывно обстреливаемому врагом берегу, генерал-полковник Еременко и сопровождавшие его командиры явились к нам на КП раньше, чем успел вернуться разминувшийся с ними командарм. Встречать начальство пришлось мне.

...На КП наконец вернулись Чуйков и Гуров, о которых я начинал всерьез беспокоиться. Разговор у карты продолжался. Пользуясь первой за долгое время личной встречей с командующим фронтом, наш командарм энергично доказывал, что армии нужно больше маршевого пополнения, больше снарядов. С боеприпасами для артиллерии нас стали здорово «прижимать», на что, очевидно, имелись серьезные причины, но от этого было не легче.

Еременко обещал добавить снарядов, дав, однако, понять, что особенно большой добавки пока не будет. Он сообщил, что 64-я армия на юге и Донской фронт на севере снова готовят контрудары, которые в ближайшие дни должны оттянуть часть навалившихся на нашу армию немецких войск.

...Остаток ночи прошел быстро. На КП по вызову командующего фронтом побывали командиры дивизий Горишный и Жолудев, которым до нашей штольни было недалеко (с Гуртьевым, Родимцевым и другими комдивами он говорил по телефону). С Жолудевым разговор затянулся: должно быть, Еременко хотел лучше представить, как было дело на Тракторном. Дивизия Жолудева завода не удержала, но там почти вся и полегла...

Незадолго до рассвета командующий фронтом отбыл из Сталинграда. Распрощался он с нами сердечно. Заверений и клятв не требовал. Что выстоять надо во что бы то ни стало, разумелось само собой."

Вроде все сходится. Сам Чуйков в своих воспоминаниях о приезде Еременко пишет очень коротко:

"В эту же ночь меня предупредили, что к нам направились командующий фронтом генерал-полковник А. И. Еременко и его заместитель генерал-лейтенант М. М. Попов.

С членом Военного совета Гуровым я вышел к причалу встречать их. Вокруг все гремело и рвалось, шестиствольные минометы немцев все время били по Волге. Сотни раненых ползли к пристани, к переправе. Часто приходилось перешагивать через трупы людей.

Не зная, где будет причаливать катер с командующим фронтом, мы, походив по берегу и не встретив его, вернулись в блиндаж... К нашему удивлению, генералы Еременко и Попов были уже на командном пункте.

Их глазам открылась неприглядная картина. Блиндажи командных пунктов превратились в воронки с торчащими из земли бревнами. Все предметы на берегу покрыты толстым слоем гари и пыли..."

Только вот дата донесения Еременко - 13:00 15.10.42, тогда как и Крылов с Чуйковым и сам Еременко пишут что переправа состоялась в ночь на 17.10.42г.

вот такая история

Воспоминания Латыпова Рашида Гатаевича, участника боев из 37-й гвардейской стрелковой дивизии в г.Сталинград.
Об авторе :Латыпов Рашид Гатаевич (04.09.1921-23.07.1998), уроженец д. Нурлино Уфимского района. В 1939 году призван на воинскую службу, где его и застала война. В 1942 году в составе 211-ой воздушно-десантной бригады Западного фронта . В составе 37-ой гвардейской стрелковой дивизии воевал на Сталинградском фронте. Был тяжело ранен в бою за Тракторный завод(пролежал без сознания три дня, его мать получила «похоронку») . После госпиталя – снова фронт, в составе 87-ой стрелковой в декабре отражал атаки немецких танков у р.Аксай, освобождал Донбасс, Ростов, Львов, Тернополь… Четырежды раненый, трижды контуженный вернулся в родную деревню инвалидом 2 группы. Написал документальные повести: «Небесные мстители», «Не ради славы». Третью книгу «Ради жизни» собственноручно не смог дописать до конца, записана на магнитофонную кассету.
Описываются бои за 12-14 октября.
<< Когда стемнело, к нам пришло пополнение: три моряка и семь пехотинцев. Мы заняли оборону. Мне и еще четырем бойцам достался подвал. Кислицын, Гробовенко, я и двое из вновь прибывших спустились в него. В не¬которых домах шли бои, но мы провели ночь спокойно, даже вздремнули по очереди.
К рассвету мы поняли, что подвал был прекрасным местом для обороны. На улицу выходили два окна с железными решетками, из. которых одно, рядом с аркой, {сейчас в этом подвале хранятся товары магазина культторга, а окна заложены кирпичами). Для нас подвал стал крепостью. Улица из окон простреливалась по фронту и по флангам. А дверь, выходящую к подъезду, на ночь заложили.
Утром Гробовенко заметил, что из маленькой щели фундамента каплет вода. За час на-брали полный котелок и с наслаждением выпили. Без еды мы еще могли терпеть, но жажда в таких боях невыносима. Напились сами, один котелок отнесли ребятам наверх. Поставили еще котелок, но теперь стало не до воды: немцы прямой наводкой открыли огонь из орудий. Потом в сопровождении танков со всех сторон в атаку двинулась пехота. Завязался жестокий бой, немцы снова и снова повторяли атаки. И только когда стемнело, все постепенно затихло.
Ночью у дверей подвала мы услышали стон и слабый голос.
— Ребята, откройте!
Открыли дверь: держась за стенку, с земли приподнялся плечистый человек и, обессиленный, снова опустился. Мы подхватили его и затащили в подвал, положили на плащ-палатку.
— Пить,— произнес он чуть слышно.
Я фонариком осветил его. Передо мной лежал старший лейтенант Чернышев, командир роты минометчиков. Весь в крови, раны не перевязаны, загрязнены, гимнастерка в нескольких местах порвана. На правом плече большая рана. Разорвав пакеты, я начал перевязывать плечо. Кислицын набрал в рот воды и прыснул в его лицо. Чернышев пришел в сознание
— Товарищ старший лейтенант, это я, Латыпов, не узнаете меня? Я же в вашей роте служил.
- Узнал.
Он спокойно заговорил :
-Тридцать восемь гвардейцев - все погибли, я тридцать девятый. Когда разбили минометную роту, я командовал стрелковой. С правой стороны двора в крайнем угловом доме целый день вели бой. К вечеру кончились боеприпасы. Перед последней атакой мы остались вчетвером и все израненные...
С одним моряком мы отнесли Чернышева в санбат на тракторный завод. Днем от прибывших к нам бойцов узнали, что Чернышев скончался на переправе.( По ОБД- лейтенант Чернышев Иван Ильич 1911г.р., зам.командира минометной роты пропал без вести, г.Сталинград 14.10. 1942 г.)
С утра снова начались смертельные схватки. Несмотря на октябрьские холода, гимнастерки взмокли от пота. У многих на деснах появились гнойные нарывы, расшатывались зубы, некоторые руками вытаскивали их. Молодые парни, которым еще не было и двадцати, седели на глазах.
Квадратный двор (ныне улица Специалистов, дом № 2), комнаты, лестничные площадки были усыпаны убитыми. Тринадцатого октября ни на минуту не стихали бои.
Патроны были на исходе, последний диск я отдал Гробовенко: он охранял подъезд. Немцы старались ворваться в него, но Гробовенко косил их из автомата. Когда патроны кончились, фашисты ворвались в подъезд. Гробовенко отбивался прикладом. Сверху на помощь, к нему бросились наши бойцы, но опоздали. Увидев их, немцы отошли во двор, успев все же дать очередь по Гробовенко — и он, опираясь о стену, медленно повалился на бетон. В подвале погибли два бойца из новичков.
По улице пробежали несколько немцев. Мы метнули в них две гранаты. После взрыва у окна подвала показалась каска. Мы прижались к стене.. Немец прыгнул в подвал. Я приготовился с финкой броситься на него, но Кислицын опередил меня: куском водопроводной трубы ударил его по лицу, тот выронил автомат. Второго Кислицын тоже уложил трубой. Когда в окно просунул голову третий немец, я дал очередь —и он мешком свалился к нашим ногам.

Теперь в наших руках были немецкие автоматы и несколько гранат. Атака продолжалась. По улице снова пробежали немцы. Кислицын из одного окошка, я из .другого дали длинные очереди, Трое из бежавших упали на мостовую. По окнам подвала дали очередь из пулемета, разрывные пули трещали, ударяясь о стены. Фашисты бросились к арке через улицу. Я пустил очередь, с верхних этажей метнули гранаты. Автомат Кислицына .почему-то молчал.
— Почему не стреляешь? — крикнул я ему и, не услышав ответа, глянул в его сторону.

Кислицын с раскинутыми руками лежал на полу. Я бросился к нему. Он был мертв. За окнами показались ноги фашистов. Схватив автомат Кислицына, дал очередь по ним — ив диске кончились патроны. Со злостью швырнул диск на улицу, взял у убитого немца другой и воткнул в автомат. Фашисты бросились в атаку. С верхних этажей полетели десятки гранат. Плотная завеса взрывов взметнулась на улице. Тут же дверь подвала рухнула. В дверном проеме показались три моряка. Они бросились к окнам и открыли по немцам огонь.
— Удрали, сволочи!— крикнул один из них.
Я бессильно опустился у тела Кислицына и заплакал,
— Чего слюни распустил? Похоронить надо— упрекнул моряк.
Кислицына, Исламова, Гробовенко и еще двенадцать погибших похоронили во дворе.>>

К сожалению пока не удалось установить место, где шел этот бой. Улицы Специалистов на Тракторном нет, видимо сменила название на другое.

P.S. Улицу Специалистов переименовали в 1998 году в улицу 95-й гвардейской стрелковой дивизии. Выше, в сообщении № 151 ув.Егорыча , на четвертой фотографии ( спасибо ув. Skvorin )снизу видна подготовка к атаке немецких танковых частей вдоль этой улицы, в направлении Тракторного завода. Латыпов занимал оборону в конце улицы, ближе к Тракторному заводу, немного левее вниз находится школа №3, где погиб Ваня Федоров.
Так же воспоминания ветерана из 37-й гвардейской Марка Иосиповича Зеленчонка, проживающего в Республике Белорусь.

,, Жилой массив в районе Сталинградского тракторного завода Марк Осипович запомнил навсегда.

– Мы несли очень большие потери от бомбёжек. Противник господствовал в воздухе. «Юнкерсы» почти беспрерывно пикировали на наши позиции. Так, что в конце концов командование отдало приказ максимально приблизиться к немецким окопам, чтобы немецкая авиация не могла бомбить, – продолжает свой рассказ ветеран. О том, насколько страшными и кровопролитными были бои в Сталинграде, сейчас знают, пожалуй, все. Даже в Париже одна из станций метро называется «Сталинград».

37-я гвардейская стрелковая дивизия практически полностью погибла, защищая тракторный завод. Согласно историческим данным, в 114-м полку этой дивизии выжили всего 84 человека, в 117-м – и того меньше, 30. О том, сколько их осталось в 109-м, точно неизвестно. Говорят, что единицы. Среди них – Марк Зеленчонок.

В Сталинграде он воевал уже в звании младшего лейтенанта. Среди товарищей гренадёрского роста (под 180 см и выше) он заметно выделялся – всего 160 сантиметров. И хотя прозвали его за это шпингалетом, уважали сильно. Поначалу, как признаётся сам ветеран, за орден Красной Звезды.

– После 15 дней боёв от нашей 10-тысячной дивизии осталось в живых не больше трёхсот человек. В моем батальоне уцелели всего 30 бойцов. Мы были вынуждены укрываться в подвалах. Трое суток без куска хлеба и воды. Лизали влажные стены, чтоб хоть как-то утолить жажду. Немцы неоднократно предлагали сдаться. Не вышло. Тогда пошли на крайние меры – начали выбивать нас из подвалов с помощью огнемётов. На моих глазах два солдата сгорели… Оставаться на месте было нельзя, поэтому решили прорываться к своим малыми группами, – рассказывает мой собеседник. К счастью, в группе Марка Осиповича оказались сталинградские ополченцы. Они отлично знали родной город. В сборочном цехе тракторного завода осколки от разорвавшейся мины ранили младшего лейтенанта в ногу. Но группа прорвалась к своим..."
с сайта : http://www.sovadmin.gov.by
Добавлено: 06.04.2014 21:53:26

Фотография гвардии капитана Килимника Тихона Федоровича, участника боев за Дом профессуры.

Добавлено: 06.04.2014 22:00:19

Фотография гвардии старшего военфельдшера Соболевой Шарлоты Абрамовны участницы боев за Дом профессуры.

Добавлено: 06.04.2014 22:12:01

Дом профессуры- апрель 2014 года. На левом крыле дома прикреплена табличка с текстом.

О боях 112-й стрелковой дивизии за Тракторный завод из книги ,, Бессмертные" Филимонова Бориса Васильевича :

<< Из батареи Шутова, которая стояла со взводом ПТР у стадиона Верхнего поселка тракторного завода, я вернулся на площадь имени Дзержинского. Здесь по приказу командующего армией Чуйкова был создан противотанковый район обороны под командованием лейтенанта Очкина. В него вошли три «сорокопятки», девять ружей ПТР и десять бойцов «охотников» за танками, вооруженных бутылками «КС» и гранатами.
-—Кто идет? — раздался окрик откуда-то из-под земли, когда я подходил к площади. Оказывается, это Коля Сергиенко так искусно замаскировал, свой круглый окоп-колодец, что я чуть не ввалился в него.
Вопрос один: прием в комсомол. Среди бойцов я увидел помощника начальника политотдела дивизии по комсомолу Жору Либмана.
Первым принимали Ваню Федорова. Он подал заявление еще под Гумраком, но все время шли беспрерывные бои; в боях на Баррикадах Ваня был ранен и последние две недели лечился в медсанбате на левом берегу Волги. И только в этот вечер выдалось короткое затишье.
Сержант Кухта старательно раскуривал цигарку, бросая красные отблески на листок с каракулями Вани, а комсорг Очкин читал. Заявление Федорова заканчивалось словами:
«Если потребуется, то жизнь отдам, а пить им, гадам, из Волги не дам!»
Так юноша по-своему передал клятву, которую писали наши комсомольцы на своих членских билетах.
— Все знают Федорова, может, обойдемся без биографии? -—. спросил Алексей.
Биография парнишки начиналась на наших глазах. Три месяца миновало с тех пор, как Ваня забрался в воинский эшелон и приехал к нам на фронт. Все знали, как он храбро воевал.Приняли его единогласно, политрук Либман, тут же выписал комсомольский билет и торжественно вручил его Ване Федорову. Все мы его особенно тепло поздравляли.

Филимонов Борис Васильевич, 1949 г.

На батарею пришли начальник артиллерии подполковник Годлевский и замкомдив Михалицин. Подполковника Петра Тихоновича Михалицина я увидел впервые, но был уже наслышан о его мужестве и скромности. Этот красивый, стройный офицер прославился в финскую войну как отважный разведчик; за подвиги тогда он был удостоен звания Героя Советского Союза.
Годлевский и Михалицин пошли смотреть запасные огневые позиции на случай прорыва танков в завод. Выбрали у сборочного цеха. Возвращались по центральной заводской аллее. Фашисты с самолета вешали на парашютах «фонари» — осветительные бомбы.
В ту ночь Михалицин и Годлевский долго задержались у нас — поступили тревожные сведения: противник сосредоточивает на нашем участке огромные силы.
Только на рассвете мне удалось ненадолго задремать в ровике у центральной пушки. Разбудил меня страшный грохот. С первыми лучами солнца в небе появились сотни фашистских самолетов. Земля, как живая, дрожала от разрывов бомб, снарядов и мин. Началось самое жестокое и большое по своим масштабам сражение за всю великую битву.

Едва осела сухая земля и развеялся черный дым после многочасовой бомбардировки, на нас ринулись десятки танков. Они хлынули на площадь с трех сторон.
За бронированными машинами, остервенело строча на ходу, перебегали большие группы автоматчиков. Левофланговое орудие, у которого заряжающим был Ваня, первым открыло огонь. От попадания снаряда в танк разорвались расположенные внутри снаряды, затем вспыхнуло горючее и повалил густой дым. Танк, приближавшийся сзади, под прикрытием дыма пытался увильнуть, но ему тут же продырявили борт.
Дружный залп орудий Граждетского и Медведева и меткий огонь бронебойщиков уничтожил еще четыре машины. Прямым попаданием уничтожено правофланговое орудие и полностью вышел из строя расчет. Были убитые и раненые. Командира орудия Сашу Медведева ранило в шею и лицо, но он остался в строю, заменив убитого бронебойщика... Боеспособных оставалось почти вдвое меньше. Шквал пуль молотил по щитам наших орудий, нельзя было поднять головы. Справа, совсем близко, фашисты поставили пулемет: К нашей левофланговой пушке прорвалась группа автоматчиков. Оставшиеся в живых — командир орудия, Ваня Федоров и еще один боец —отбивались гранатами. Центральную огневую позицию окружили автоматчики. Осмелев, на нас снова выползли танки. Силы были слишком неравны. Контратаковать врага нам было нечем.

В расчете Федорова упал, сраженный автоматчиком, командир орудия, был убит последний боец. Я видел, как Ваня, сам весь в крови, из ровика у самой пушки бросил несколько гранат и без передышки опустошил в обнаглевших фашистов весь автоматный диск. Две бронированные машины повернули к его орудию. Но пушка молчала, ствол ее беспомощно уткнулся в землю: при последней бомбежке она была разбита.
Один из танков брызнул огнем, и снаряд разорвался недалеки от орудия. Сердце заныло, в висках застучала кровь... Но вдруг в черном дыму мелькнула серая шинель. Я не отрывал глаз от Вани. В разрывах дыма видно было: он бросился к убитому бойцу, схватил автомат, спрыгнул в окоп и снова поливал свинцом фашистов.
— Жив! Жив! — невольно вырвалось у меня.И, как бы выйдя из оцепенения от моего крика, Алексей Очкин с остервенением швырнул гранату, бросился было из ровика на выручку своему названому брату. Но я успел,схватить его и толкнуть к орудию.
— Вправо, вправо гляди. Бей по танкам!
Наводчика ранило, и Алексей, прильнув к панораме, стал быстро крутить ручку поворотного механизма. Ему удалось подбить танк с первого выстрела. Потом он стал поворачивать ствол налево. Я догадывался, что Алеше больше всего хотелось прийти на помощь Ванюше. Но для того, чтобы развернуть орудие влево, и огнем отогнать фашистов от позиции Федорова, поворотного механизма не хватало. Мы теряли драгоценные секунды, пока поворачивали пушку за станины.
В эти секунды каким-то чудом Ваня оставался еще живым. Одна рука у него повисла плетью, а он, привалившись к стенке окопчика, здоровой рукой бросил гранату. И тут же подле него опять разорвался снаряд. Ваня, наверное, снова был ранен; некоторое время он был неподвижен, но вдруг мальчуган приподнялся. Помогая себе окровавленным обрубком руки, с зажатой в зубах противотанковой гранатой пополз навстречу бронированной машине. Фашист был уверен, что боец убит, не свернул в сторону. Ваня дополз к грохочущей громаде и лег под гусеницы... Тотчас же, раздался взрыв. Алексей, белый как мел, сжав челюсти так, что на щеках выступили желваки, в упор картечью расстреливал гитлеровцев.
Мы потеряли нашего юного боевого друга. Мы продолжали отбиваться от наседающих фашистов. Я посмотрел на Алексея. Лицо его было суровым, а по щекам текли слезы...

Танки не смогли пройти через наш рубеж и устремились в обход завода с юга. Мы видели и слышали, как героически дрались бойцы 37 гвардейской, но стальной таран, пробив боевые порядки, уже проник в завод. Надо было срочно переходить на запасные позиции в районе сборочного цеха. Но как оторваться от автоматчиков и прорваться сквозь огненное кольцо?
И мы были вынуждены оставаться, хотя с каждой минутой силы наши таяли. Фашисты снова и снова бомбили и обстреливали нас из минометов. Оставалось одно: в тот момент, когда фашисты в страхе прятали головы от своих же бомб и снарядов, пробится на территорию завода. Рискованно, смертельно опасно, но медлить было больше нельзя. Первыми, расчищая себе путь гранатами, пошли на прорыв несколько бойцов во главе с Алексеем Очкиным. Сделав удачный бросок, они залегли в воронках и, ведя огонь из автоматов, дали возможность Степану Кухте, Коле Граждетскому и мне перекатить к проходной уцелевшую пушку, перетащить туда раненых и перейти бронебойщикам с противотанковыми ружьями.
Вначале мы занимали оборону у заводской стены, а с темнотой перебрались в сборочный цех. Цех громадный, а нас осталось всего лишь пятнадцать бойцов. Мы быстро заняли позиции у окон, проемов стен; орудие установили в воротах цеха.
Раненые метались в горячке, стонали, просили пить. Им надо было, сделать перевязки. Но ни один из нас не мог ни на секунду покинуть своего места. По всему заводу непрерывно шла ожесточенная перестрелка.
В полночь из соседнего цеха к нам пробрался рабочий дружинник. Передо мной стоял высокий пожилой человек в промасленной телогрейке, очень худой и с такими же пышными усами, как у нашего Черношейкина.
- Может, чем могу помочь, командир?
- Надо, старина, во что бы то ни стало достать
воды.
Рабочий ушел. Через полчаса он вернулся с ведром из-под смазки, наполненным ржавой водой. Этой водой мы напоили раненых. Потом, пользуясь коротким затишьем, порвали свои нижние рубашки и сделали перевязки.
Нам удалось установить связь с соседними гарнизонами, которые, как и мы, дрались в развалинах тракторного завода. Справа от нас оборонялась группа бойцов из нашего 524 полка. Слева — оставшиеся в живых из другого полка. Там же оказался лейтенант Шутов с красноармейцем Шаповаленко и еще одним бойцом. Вася со своими бойцами перебрался к нам и под утро, когда фашисты немного угомонились, рассказал о последнем поединке своей батареи.

Вот что запомнилось мне из его рассказа.
В батарее лейтенанта Шутова, занимавшей оборону в районе стадиона на тракторном, было три орудия и противотанковые ружья. Утром четырнадцатого октября после первых налетов фашистской авиации два орудия, не успевшие сделать ни одного выстрела, были разбиты и более половины бойцов выбыли из строя. Шутов сумел отправить всех раненых в Нижний поселок и оттуда к переправе. В батарее осталась одна единственная пуш-
ка красноармейца Шаповаленко и восемь противотанковых ружей. Бомбардировка и артиллерийская подготовка продолжались долго. Потом на какое-то мгновение все стихло, и с бугра ринулась стальная лавина фашистских танков, за которыми, прижимаясь к броне, бежали группы автоматчиков. Наши бронебойщики, засевшие в окопах и развалинах домов, первыми открыли огонь и подбили четыре машины.. Однако это не остановило гитлеровцев. Наших пехотинцев уже утюжили танки.
Последнее орудие лейтенанта Шутова было установлено в подъезде полуразрушенного дома и хорошо замаскировано. Бронебойщики и пехотинцы вывели из строя.уже десятки фашистских танков, многие из них горели, заволакивай все вокруг клубами черного смрадного дыма. И все-таки танки прорвали нашу оборону и медленно растекались в ее глубину. В развалинах, где было замаскировано орудие Шаповаленко, в каких-нибудь тридцати метрах от него, выползая из-за дымящихся руин, появились сразу четыре танка. Выстрел в упор, за ним и две фашистские машины с исковерканными башнями остановились. Но в это время разрыв прямо перед пушкой оглушил и ослепил наших бойцов, посыпались кирпичи, все заволокло сплошным едким дымом.От героической батареи Васи Шутова осталось трое: Шаповаленко, один боец и сам Шутов. Вскоре к ним присоединились пять солдат-пехотинцев. Они до вечера оборонялись в руинах дома, где погибло последнее орудие, а ночью пробрались в завод.
Слушая Щутова, я вспомнил, как он прибыл к нам в дивизион. Всего две недели назад на Баррикадах он впервые участвовал с нами в бою, но мы все уже полюбили Иллариона Федоровича Шутова. Льняные, совершенно белые волосы, светлые ресницы, огромные серые глаза. Внешне весь облик какой-то нежный, женственный...
«Не командир, а девушка», — подумал я о нем при первой встрече.
А звали мы его просто Вася. Я случайно прочитал на конверте его письма: Васе Шутову, и он, заметив мое удивление, покраснел до ушей и рассказал, что, будучи после госпиталя в резерве комсостава, познакомился с девушкой и отрекомендовался ей Васей: ему почему-то не нравилось свое имя Илларион. С тех пор и привилось к Иллариону Шутову — Вася. ( ст. лейтенант 156 ОИПТАБ 112 сд ШУТОВ ИЛЛАРИОН ФЕДОРОВИЧ 1922 г.р умер от ран в Польше, Сташувский уезд 0.1 0.1 1945 г. )

...Утро началось снова с жестокой бомбардировки. Нам удалось из орудия уничтожить два танка, а потом пушку нашу разбило вдребезги и засыпало в обломках...
Еще 13-го меня вызывали на КП в политотдел, и я обратил внимание на толстые стены подвала с несколькими, похожими на амбразуры, окнами для ссыпки угля. Я решил пробиться в это здание, укрыть там раненых, оказать им возможную помощь и, если удастся, отправить их к переправе.
Действовали двумя группами. Степан Кухта, Саша Медведев, который, несмотря на серьезное ранение, находился в строю, Шаповаленко и другие бойцы переносили раненых, смастерив из плащ-палаток и противотанковых ружей подобие носилок, а мы с лейтенантом Ковалем и Колей Граждетским возглавили группу прикрытия. В подвал бывшего КП пробились удачно. Там оказалось около двух десятков людей, бойцы из охраны штаба,, связисты, дивизионные саперы, связные от частей.
Я очень обрадовался, увидев среди них старшину Рогова. Садок Захарович быстро и спокойно докладывал:
— Только что был подполковник Годлевский, оставил меня за старшего. Сам он пошел уточнить обстановку, — добавил Рогов, показав рукой на горящую дверь.

Не успел я толком расставить людей для боя, как наш дом окружили танки и автоматчики. Бойцы с автоматами, карабинами и гранатами прильнули к окнам-амбразурам и двери, ведущей в подвал. Каменные стены содрогались от ударов снарядов, ливень пуль снопом бил в отверстия и дверь. Вдруг раздался сильный взрыв. Волна горячего воздуха, переполненного смрадом и дымом, с силой ударила во все стороны, оглушив и свалив многих с ног. В этот же момент через окно на цементный пол рухнуло чье-то изуродованное тело. Секунды оцепенения. Я догадался: снаряд из танка угодил прямо .в окно.
Рассеялся дым. Паники не было, лица бойцов выражали суровую решимость.
—Товарищ старший лейтенант, они здесь не пройдут, раздался голос Степана Кухты. С тремя бойцами он занял оборону у двери. Лейтенант Коваль и Шаповаленко с несколькими красноармейцами зорко следили за окнами. В одном из них Коваль приладил противотанковое ружье..
— Комиссар, это наш подполковник! — воскликнул Рогов, склонившись над погибшим.

Рогов Садок Захарович

И вот у меня в руках партийный билет, Служебное удостоверение подполковника, орден Красной Звезды, медаль XX лет РККА.
Не время было скорбеть. Солдатской плащ-палаткой укрыли мы тело, по русскому обычаю накрыли лицо полотенцем. Минутой молчания отдали последнюю воинскую почесть подполковнику Николаю Ивановичу Годлевскому - верному сподвижнику комдива Сологуба, одному из героев Великой битвы.
( В ОБД указано : заместитель командира по артиллерии 112 сд подполковник ГОДЛЕВСКИЙ НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ 1905 г.р оставлен на поле боя 15.10. 1942г. Но в книге А. Шахова ,, Тракторозаводский щит Сталинграда" написано по воспоминаниям Горохова следующее :В отношении появления в полосе обороны бригады остатков 112-й сд, бывший комбриг вспоминал, что штаб 112-й сд разместился в посёлке СТЗ, на месте «нашего узла связи, в подвале дома, где у нас был НП». «У них там получилось нехорошо. Немцы не всех выпустили с КП, — писал Горохов. — Штаб оттуда буквально бежал к нам в балку, оставив на месте командующего артиллерией дивизии, которого немцы повесили в штабе... >> Неясно откуда такие подробные сведения ?- прим)

Подполковник Годлевский Николай Иванович

Фашисты временно утихли. На наше счастье, в подвале осталось несколько ящиков с патронами и гранатами, два бачка питьевой воды.
Но скоро я понял, что мы оказались в своеобразном каменном мешке: из этого крайнего отсека подвала не было выхода на верхние этажи, где можно было организовать оборону. Здесь неудобно было уничтожать фашистов из двух окон, низко: расположенных к земле. Надо было принять правильное решение: сделать проход в основную часть подвала и там занять прочную оборону. Обороняться наверху невозможно, потому что все здание от первого до четвертого этажа было охвачено огнем: оно было подожжено еще утром прямым попаданием бомбы. Нас спасало только прочное железобетонное перекрытие, но жара была, как в печке.
Штыками и куском железной балки, случайно найденном в подвале, мы стали пробивать брешь в смежный отсек подвала. К вечеру неподалеку мы услышали гул сильного боя. Направо от нас, в Спартановке, целый день был. слышен грохот боя, фашистские самолеты непрестанно бомбили там наши боевые порядки. Не прекращался бой и на берегу Волги, за Дворцом культуры...
Поздно вечером все собрались в подвале, оставив наверху только наблюдателей.
Подвели итоги дня. Положение складывалось тяжелое. В строю немногим больше десятка человек. Раненых чуть не вдвое больше. Ваня Коваль с пробитой кистью и забинтованной головой целый день руководил своей группой бойцов. При себе держал последнюю бронебойку и сумел подбить два танка. Весь третий день семнадцатого октября, уже не имея воды и пищи, мы отбивали атаки врага. Степан Кухта и Ваня Коваль, как и в первые дни, были душой обороны дома. Степан пошел на небольшую хитрость: он заранее у каждого окна разложил по нескольку гранат и перебегая по этажу забрасывал ими гитлеровцев там, где фашисты приближались к дому. А Ваня Коваль с бойцом-сапером ночью где-то под носом у фашистов добыл несколько противопехотных мин и установил их перед домом. Для гитлеровских солдат это оказалось неприятным сюрпризом.
Силы наши таяли, боеприпасы подходили к концу, отражать атаки было больше нечем, но люди не падали духом. Самое тяжелое было видеть раненых. Беспомощные, они стонали и просили пить, а. мы, здоровые, ничем не могли помочь.
У нас к концу третьего дня было четырнадцать тяжелораненых бойцов, не считая легкораненых. Решили поздно вечером пробиться к своим. Стремительно вырвались из дома, забросали фашистов и их огневые точки последними гранатами, прорвали оборону и вышли в сторону Мечетки. В этом последнем бою со мной рядом, не отставая ни на шаг, был верный друг — Степан Сергеевич Кухта. Мы сумели пробиться уже метров на сто, как вдруг со стороны Волги затарахтел, захлебываясь длинной очередью, пулемет.
— Вот, сволочи, из «максима» садят! — выругался Степан, определив по звуку, что пулемет наш и думая, что это стреляет враг. К счастью, наших никого не задело, группа фашистов, преследовавшая нас, была частично уничтожена и разбежалась.

Кухта Степан Сергеевич ( 156 ОИПТД 112 СД, умер от ран 14. 07. 1944 г , г. Берестечко, Ровенская обл.)

Немного позднее мне стало ясным, что это наши пулеметчики с кручи, услышав бой, поддерживали прорыв группы из дома. Мы не смогли тогда вынести останки Николая Ивановича Годлевского: почти каждый из нас, идя на прорыв, или тащил, или помогал идти тяжелораненому товарищу.
При прорыве мне не повезло: я был ранен и контужен взрывом гранаты. В передовом отряде медсанбата мы узнали от врачей и сестер, что на волжской круче сражается группа Очкина. Часть бойцов, чтобы эвакуировать товарищей, которых мы вынесли, пошли со мною к переправе в Спартановку, а четверых со Степаном Кухтой я отправил на кручу Волги, к Алексею.>>

16.10.1942г.

Сводки Генштаба:

"62-я армия, отражая беспрерывные атаки пехоты и танков противника на фронте Рынок—Спартаковка—Баррикады, продолжала вести тяжелые оборонительные бои в северной части г.а Сталинград. Части армии на фронте от парка Скульптурный и далее на юг занимали прежнее положение и отражали атаки мелких групп противника.

В 13.00 16.10 до 40 танков противника атаковали наши части на улице Трамвайная и на проспекте Ленина; одновременно его пехота и танки из района Латашанка атаковали Рынок и из района СТЗ — южн. окраину нп Спартаковка. В 14.00 противник возобновил атаку на завод «Баррикады» с севера.

К 15.00 противник вышел на рубеж Деревенск—Минусинск, зап—часть района Волховстроевск—Трамвайная и Скульптурная улицы.
Части 37 гв. сд, 95 и 308 сд вели упорные оборонительные бои в прежних районах.
Северная группа (124, 149, 115 сбр и 2 мсбр) продолжала вести бой в окружении, не имея боеприпасов. Приняты меры к доставке ей боеприпасов.

Части Северной группы продолжали удерживать фронт Рынок—сев.-зап. окр. района Спартаковка—сев. берег р. Мокрая Мечетка.
К исходу дня 16.10 противник овладел сев. частью завода «Баррикады».

Немецкие данные.

"Боевые действия 14-й немецкой танковой дивизии:

16.10.42 В 16.10 51-й армейский корпус силами 305-й и 14-й дивизий продолжил наступление против обороняющегося противника, усиленного танками, засевшего в укрепленных домах, в северной части артиллерийского завода.

Правый и левый фланг 14-й танковой дивизии остановлены чрезвычайно упорно обороняющимся противником в 400 м перед поперечной улицей в квадрате 85С. Сильные гнезда сопротивления в прямоугольном городском квартале 84С3 пока еще не подавлены.

51-й АК: 14-я и 305-я дивизия остановлены до наступления темноты ожесточенным сопротивлением противника по обеим сторонам от артиллерийского завода."

"305-я дивизия продвигалась вперед, отразив до наступления темноты несколько вражеских контратак. 577-й полк занял поперечную улицу на территории артиллерийского завода (83В4), 576-й полк достиг на левом фланге Волги (83В4)"

http://www.mihistory.kiev.ua/reich/tank_vo/pd/14_10.42.htm
"Боевой порядок (Gefechtsordnung) и боевые задачи (Einsatzziel) группы Йенеке (Gruppe Jänecke) на 16 октября:
– левое крыло: 576-й и 578-й пехотные полки (IR 576, IR 578) 305-й дивизии должны были захватить территорию между железной дорогой и Волгой южнее кирпичного завода и атаковать вдоль Прибалтийской улицы и проспекта Ленина в южном направлении на завод «Баррикады»;
– центр: 103-й панцергренадерский (PzGren-Reg. 103) и 36-й танковый (Pz-Reg. 36) полки 14-й танковой дивизии должны были наступать из района южнее тракторного завода в южном направлении вдоль железнодорожной линии и Трамвайной улицы и вторгнуться в северо-западную часть орудийного завода «Баррикады»;
– правое крыло: 64-й мотоциклетный связной батальон (64. Kradmelder-Bataillon) 14-й танковой дивизии и 577-й пехотный полк (IR 577) 305-й пехотной дивизии должны были атаковать из района стадиона «Спартак» через Трамвайную улицу в юго-восточном направлении и пробиться в середину орудийного завода «Красные Баррикады».
108-й панцергренадерский полк (PzGren-Reg. 108) сначала находился в резерве.

Боевые группы 24-й танковой дивизии должны были наступать от Скульптурного парка в восточном направлении на завод «Красные Баррикады».

16 октября ночью был мороз, а днем было дождливо и холодно. Рано утром в районе Трамвайной улицы произошел тяжелый бой немецких танков из 14-й танковой дивизии с советскими замаскированными танками Т-34 и противотанковой артиллерией. Несколько головных немецких танков было подбито за несколько минут. Они загородили дорогу для остальных танков и машин с пехотой. По местам скопления немецкой техники были даны залпы из пусковых установок ракетных снарядов БМ-13 («Катюша»). До полудня на этом направлении было уничтожено 16 немецких танков.

Днем 16 октября ударные группы 14-й танковой и 305-й пехотной дивизий, наступая с севера, прорвали советскую оборону на участке 650-го стрелкового полка и овладели улицами севернее завода «Красные Баррикады» (Минусинская, Деревянская и западная часть Волховстроевской). Во второй половине дня несколько танков и мотопехота 14-й танковой дивизии вышли на северную окраину завода «Баррикады» и к тупику железной дороги.

Немецкая пехота, преодолевая упорное сопротивление советских войск, постепенно продвигалась в северном секторе завода «Красные Баррикады» и к 16 часам вышла на средний переулок завода. Советское командование ввело в бой резервы. Наступавшие на завод «Баррикады» с запада части 24-й танковой дивизии прорвали оборону 308-й дивизии на участке 339-го и 347-го стрелковых полков у Скульптурного парка и захватили улицы Скульптурная и Трамвайная. Танки 24-й танковой дивизии пробились к железнодорожной линии у западной окраины завода.

В дневном донесении LI-го армейского корпуса в штаб 6-й армии говорилось:
«Атака LI армейского корпуса 16.10 с 14-й танковой и 305-й пехотной дивизиями велась против упорно обороняющегося врага с танками и в разобранных домовых блоках с целью вклинения в северную часть орудийного завода. Но цель, намеченная на этот день, достигнута не была. Атака не была проведена всеми имеющимися силами 14-й танковой и 305-й пехотной дивизий, а также из-за почти мизерного наличия 100-мм и 210-мм боеприпасов для мортир. Опыт подтвердил, что для достижения полного успеха в намеченном мероприятии необходима планомерная подготовка совместных действий пехоты и артиллерии, при этом, принимая во внимание и обеспечение войск боеприпасами в полной мере, что в случае с 16 октября было пущено на самотек».

"К наступлению ночи 103-й панцергренадерский и 578-й пехотный полки захватили северо-западную часть завода «Баррикады», 576-й пехотный полк вел тяжелые бои между проспектом Ленина и берегом Волги, 577-му пехотному полку удалось смять советские позиции южнее Трамвайной улицы и закончить уничтожение закопанных советских танков 84-й танковой бригады после массированного налета немецкой авиации."

17.10.1942

Сводки 62-ой армии

Сводки Генштаба:

"62-я армия в течение дня 17.10 продолжала вести ожесточенные оборонительные бои с пехотой и танками противника.

Противник в 9.00 17.10 возобновил наступление силою до пд с танками на районы Рынок и Спартаковка с севера, запада и юга, силою до полка пехоты с танками на завод «Баррикады» с севера и силою до батальона пехоты в районе улицы Казачья.

Северная группа (124, 149, 115 сбр и 2 мсбр — всего 2000 чел.) продолжала вести тяжелые бои в окружении, отбивая яростные атаки противника. Группа продолжала удерживать рубеж Рынок—Спартаковка и северный берег р. Мокрая Мечетка. 5 танков противника прорвались на южную окраину нп Спартаковка. За 16.10 уничтожено до 3-х батальонов пехоты, 28 танков, 8 орудий, 10 минометных батарей и 10 автомашин с пехотой противника.

Части 138 сд и остатки 95 сд вели ожесточенные оборонительные бои с пехотой и танками противника и занимали рубеж (иск.) Минусинск—сев. окраина завода «Баррикады», Скульптурный. Отдельные группы пехоты противника с танками вышли на сев.-зап. окраину завода «Баррикады».

Части 308 сд отразили атаку противника силою до батальона пехоты с танками в районе улицы Казачья.

По предварительным данным, частями армии за 17.10 уничтожено до 1200 солдат и офицеров и подбито 17 танков противника.
Авиация противника в течение дня 17.10 усиленно бомбила районы Рынок, Спартаковка, Баррикады и огневые позиции нашей артиллерии на левом берегу р. Волга. С 8.00 до 10.00 отмечено 524 самолето-вылета. Огнем ЗА сбито 5 самолетов противника."

Два распоряжения от 17.10.42

Немецкие данные:

"17.10.42

24-я танковая дивизия с подчиненным ей 108-м панцергренадерским полком в 09.30 достигают изгиба железной дороги в квадрате 73С и в 13.00 устанавливают связь с танками 14-й танковой дивизии в квадрате 73D1. Городские кварталы 73А и В были очищены от противника в ближнем бою. Продолжается занятие 26-м панцергренадерским полком берега Волги 94С."

"305-я дивизия, преодолевая сильное сопротивление, достигла следующих рубежей: 577-й полк – юго-западного края артиллерийского завода в 73D2, 578-й полк – южный и юго-восточный угол цеха №4 (83В3), 576-й полк – линии 93А1-94С4 на берегу Волги."

"389-я пехотная дивизия обеспечивает берег Волги. Южная часть кирпичного завода в квадрате 94 и речная коса в квадрате 16 заняты противником."

http://www.mihistory.kiev.ua/reich/tank_vo/pd/14_10.42.htm
"Утром 17 октября 14-я танковая дивизия (14. Pz-Div) генерал-майора Фердинанда Гейма (Ferdinand Heim) и 305-я пехотная дивизия (305. Infanterie-Division) генерал-майора Курта Оппенлэндера (Kurt Oppenländer) нанесли удар по северной части завода «Красные Баррикады». Подразделения 103-го панцергренадерского полка (PzGren-Reg. 103) 14-й танковой дивизии прорвали линию обороны советской 138-й дивизии, вбив клин между двумя ее стрелковыми полками, и ворвались на территорию завода. 577-й пехотный полк 305-й пехотной дивизии (Infanterie-Regiment 577 / 305. ID) также смог проникнуть на завод и продвигался к Поперечной улице. 578-й пехотный полк (IR 578) вел атаку на северо-восточную часть завода. На севере 576-й пехотный полк (IR 576) наступал от кирпичного завода на юг вдоль берега Волги.

В южный сектор завода «Красные Баррикады» пробивалась 100-я егерская дивизия (100. Jäger-Division) под командованием генерал-лейтенанта Вернера Занне (Werner Otto Sanne). Дивизия 6 июля 1942 года была переименована из 100-й легкой пехотной дивизии (100. leichte Infanterie-Division). В состав дивизии входили 54-й и 227-й егерские полки, 369-й усиленный хорватский пехотный полк и 83-й артиллерийский полк.

Самые тяжелые бои развернулись с окруженными в Скульптурном парке советскими бойцами, оборонявшимися в траншеях, одиночных стрелковых окопах и деревоземляных огневых точках (ДзОТах). Здесь же были врыты в землю несколько советских танков Т-34. Бои в Скульптурном парке и на территории между парком и заводом «Красные Баррикады» продолжались 3 дня. 17 октября эти оборонительные сооружения были разбиты немецкой авиацией.

К полудню подразделения 108-го панцергренадерского полка 14-й танковой дивизии заняли железнодорожное полотно в юго-западной части завода «Баррикады». Бои также велись в северной и западной частях завода, в заваленных металлом заводских дворах и разрушенных цехах. Во второй половине дня немецкие войска захватили центральную улица завода. Линия фронт проходила через заводские корпуса с северо-востока на юго-запад. До береговых террас за заводом оставалось 500–900 метров.

Подземные проходы, связывавшие друг с другом отдельные части заводских цехов, с которыми были хорошо знакомы советские бойцы, позволяли им периодически неожиданно появляться за спиной наступающих немецких групп и контратаковать их с тыла. В этих боях таяла численность немецких частей, которые уже четыре месяца вели непрерывные бои. Ожесточенное сопротивление советских войск препятствовало решению немецким боевым группам поставленных на день задач. Из-за постоянно возникавших ближних боев, немецкая авиация использовалась ограниченно, а артиллерийская поддержка была слабой из-за недостатка боеприпасов.

К исходу 17 октября немецкие войска захватили более половины территории завода «Красные Баррикады». Части 193-й стрелковой дивизии смогли удержать хлебозавод и балку юго-восточнее завода «Баррикады».

Советское командование продолжало наращивать свою авиационную группировку в районе Сталинграда. Начиная с 17 октября, советские ВВС значительно увеличили число своих дневных и ночных вылетов, так что немецкие летчики-истребители потеряли ночью свое господство в воздухе."

18.10.1942

Сводки 62-ой армии

Сводки Генштаба:

"62-я армия в течение дня 18.10 продолжала вести ожесточенные оборонительные бои с пехотой и танками противника на всем фронте и особенно упорные в районе Баррикады. К исходу дня все атаки противника были отбиты.

В 10.45 18.10 противник силою свыше полка пехоты с 30 танками возобновил наступление на завод «Баррикады» с севера и силою свыше полка пехоты в направлении сада Скульптурный. После упорных боев противнику к исходу дня 18.10 удалось проникнуть из района сада Скульптурный к южной окраине завода «Баррикады». Наши части продолжали удерживать завод «Баррикады». В бою подбито 18 танков противника.

Северная группа (124, 149, 115 сбр, 2 мсбр и 112 сд), удерживая прежние позиции, отбила несколько атак противника. Части группы получили боеприпасы и продовольствие.

Положение остальных частей армии уточняется."

Немецкие данные:

"18 октября части 305-й пехотной дивизии при поддержке оставшихся 19-ти танков 14-й танковой дивизии продолжали тяжелые бои с советскими войсками на территории завода «Красные Баррикады», заваленной обломками зданий, за каждый заводской цех и каждую мастерскую, точнее за развалины, оставшиеся от них. Даже небольшие боевые задачи, которые ставились перед полками 305-й пехотной дивизии на день, не могли быть выполнены из-за стойкого сопротивления красноармейцев. Немецкие штурмовые группы захватывали этаж за этажом, но их продвижение было очень медленным. К тому же, чем ближе немецкие передовые отряды приближались к берегу Волги, тем более интенсивнее и точнее становился огонь советской артиллерии с восточного берега реки. Одновременно на захваченной территории солдаты 305-й дивизии прочесывали развалины, разыскивая и уничтожая оставшихся красноармейцев. Во время боев на территории завода «Баррикады» обе стороны несли большие потери. При этом немецкие потери среди немецких офицеров (Offizieren) и унтер-офицеров (Unteroffizieren) были непропорционально высоки. Командир подразделения из 305-й дивизии майор Эммендерфер (Emmendörfer) сообщал, что 6 из его 8 офицеров пали в течение короткого времени на территории завода «Баррикады»."

Немецкое видео, судя по некоторым кадрам снято на "Баррикадах"
[video]

[/video]

Этот немец, знакомый многим, сидит на территории завода. Ориентиром привязки служат дома на возвышенности, они сохранились и сейчас.

Немецкие пехотинцы и штуг там же

Панорама завода "Баррикады", снято после окончания Сталинградской битвы (опять же спасибо тов. Дмитрию Зимину!)

С обороной завода "Баррикады" в основном связывают 138 сд комдива И.И. Людникова. Именно фамилию Ивана Ильича носит один из славных топонимов Сталинграда - "остров Людникова" в Нижнем поселке.

Справедливости ради необходимо отметить, что рядом с 138 сд сражались бойцы 37 гв сд (после прорыва немцев к СТЗ оказавшиеся ближе к "Баррикадам"), рота охраны 178 полка НКВД вместе с отрядом рабочих, а также бойцы частей (308 сд, 92 сбр, истребительный батальон зенитчиков), которые занимали оборону в районе парка Скульптурный.

Немцы, выйдя по Житомирскому оврагу к жд путям, которые связывали СТЗ и "Баррикады", повернули на юг в сторону "Баррикад". Движение пехоты и самоходок на немецком видео - вдоль жд (трамвайных) путей с севера на юг, на территорию завода. Направление стрельбы немцев вправо вверх - здания на пригорке перед заводом и больница Ильича в парке Скульптурном.

Одновременно немцами наносится удар в районе школы №26 и хлебозавода №2 между "Баррикадами" и "Красным Октябрем". Цель - в очередной раз раздробить фронт и выйти к главной переправе 62 армии, что видно по сводкам.

Людников оставил воспоминания "Дорога длиною в жизнь"
http://militera.lib.ru/memo/russian/lyudnikov_ii/index.html

"До пылающего Сталинграда всего десять километров. В дивизию прибыло пополнение, и ветераны радушно встретили новичков. В ту же ночь солдаты получили оружие.

Поступил приказ командующего фронтом о готовности к переправе. Следующий приказ был от командарма Чуйкова: «Командиру 138 сд немедленно и по тревоге поднять один полк в полном составе и не позднее 5. 00 16. 10. 42 г. переправить его на западный берег р. Волга».

схемы с сайта http://www.wwii-photos-maps.com

С полком майора Печенюка к Волге ушли мой заместитель полковник Куров и старший лейтенант Коноваленко. Через сутки с переправы 62-й армии, где нас ждали бронекатера и два моторных парома 44-й бригады Волжской флотилии, начали переправу полки Гуняги и Реутского.

Над Волгой в темени ночи кружат «фокке-вульфы», сбрасывая на парашютиках фонари. Вспыхивают ракеты, освещая зеркальную гладь реки. Мы на виду у противника. Он бьет по переправе. Всем не терпится скорее добраться до берега. На земле пехотинец твердо стоит на ногах. Там он может перебегать, маскироваться, окапываться. Другое дело — на воде и под огнем. Муторно становится на душе, когда по тебе бьют, а ты сидишь в трюме баржи, сжав винтовку.

Некоторые новички нервничают. Сужу об этом по обрывкам разговоров:

— Почему так медленно?

— Будто на месте стоим...

— Этак им недолго пристреляться... И ни за понюх табаку...

— Не хнычь! На то Волга, чтоб плыть по ней долго. Солдаты тягостно молчат. И вдруг на самой высокой ноте взлетает песня:

Есть на Волге утес...

И не сразу и не дружно, но песню подхватили. В тот же миг показалось, что веселее затарахтел катер, буксирующий баржу к другому берегу.

Первый приказ Военного совета 62-й армии гласил:

«16 октября 42 года. 23. 50. Штарм 62.

1. Противник занял Сталинградский тракторный завод, развивает удар от СТЗ к югу вдоль железной дороги и стремится захватить завод «Баррикады».

2. 62-я армия продолжает удерживать занимаемый рубеж, отбивая яростные атаки противника.

3. 138-й Краснознаменной сд к 4. 00 17. 10. 42 г. занять и прочно оборонять рубеж южная окраина Деревенек, Скульптурный. Не допустить выхода противника в район проспекта Ленина и завода «Баррикады».

650 сп Печенюка занять территорию завода «Баррикады», создать в нем сеть огневых пунктов и не допустить проникновения противника на завод.

Генерал-лейтенант В. Чуйков

Генерал-майор Крылов

Див. комиссар К. Гуров»

Полк Печенюка уже в бою, но обстановка вынудила его сражаться не там, где это определялось приказом. Такое бывает нередко, когда смена частей происходит под воздействием атакующего противника.

Спешу к полковнику Гуртьеву на командный пункт 308-й дивизии. Шестнадцать лет мы не виделись, а теперь, в бою, один должен сменить другого. Обнялись, расцеловались. Прошу связистов Гуртьева соединить меня с Печенюком,

— Жарко тут, — слышу голос Печенюка. — Деремся, как на семьдесят четвертом километре.

Это приятно слышать. У железнодорожного разъезда 74-й километр, между Котельниково и Сталинградом, 650-й полк показал образец стойкости.

Дивизия еще втягивалась в бой, а гитлеровцы уже прорвались к некоторым цехам «Баррикад». С Верхнего поселка они просматривают территорию завода вплоть до набережной, простреливают нашу оборону на всю глубину. Немецкие танки атакуют фланги дивизии и рвутся к Волге, чтобы потом зажать нас в клещи. Поэтому мы обязаны не только удержать рубежи, занятые полками Печенюка и Гуняги. Надо еще ударить по фашистам, не дать сомкнуться клещам. На этот удар мы нацелили 344-й полк, который недавно принял Реутский.

Атаку 344-го полка должен был начать лучший его батальон — батальон капитана Немкова. Противник, вероятно, догадался о нашем намерении и перед самой атакой совершил артналет. Связь с батальоном Немкова оборвалась. Немцы пристрелялись и по наблюдательному пункту Реутского. Это случилось за две-три минуты до того, как был отдан приказ на атаку.

Полковник Реутский взял в руки автомат.

— Идем к Немкову! — приказал он адъютанту.

Снаряд угодил в наблюдательный пункт, когда полковник уже собирался покинуть его. Только необычайная сила Реутского позволила ему, раненному и контуженному, подняться на ноги. Он ничего не видел. В ушах стоял пронзительный звон. Адъютант вложил в руку командира полка телефонную трубку, и тот понял, что связь с батальоном Немкова восстановлена.

— Слушай меня, Немков, и не перебивай, — сказал Реутский. — Передаю приказ «Первого». Это и мой приказ: поднимай батальон в атаку, наступай на «Баррикады»... Вперед, Немков!.. — Трубка выпала из рук Реутского, и сам он повалился на землю.

Перевязочный пункт полка находился у берега Волги. Врач сказал мне, что положение раненого тяжелое, что ему грозит полная слепота. Мы зашли в палатку, где лежал Дмитрий Александрович. Он узнал меня по голосу.

— Где полк? Выполнил полк задачу?

Я принес хорошие вести. 344-й полк атаковал успешно, помог Печенюку и теперь закрепляется на новом рубеже. В штабе армии уже знают об этом. Немков и Реутский представлены к правительственным наградам, И еще пожелал . полковнику вернуться в строй, в нашу дивизию..."

Расположение частей 138 сд 17.10.1942г

12:00 18.10.42

12:00 19.10.42

Отрывок из воспоминаний начштаба Крылова:

«Вводом в бой 138-й стрелковой дивизии задержать дальнейшее продвижение противника на рубеже Волховстроевская, завод «Баррикады», парк Скульптурный...» — так формулировалось решение командарма на 17 октября, так виделась задача наступавшего дня. Короче говоря, надо было не дать гитлеровцам прорваться на обширную территорию второго из трех главных сталинградских заводов.

Однако стабилизировать фронт перед «Баррикадами» не удалось.

Противник возобновил атаки раньше, чем полки Людникова успели полностью занять назначенные им рубежи, а сменяемые ими остатки двух дивизий — перейти на новые позиции. Требовалось не просто заменить одни части другими, а восстановить сплошную оборону там, где небольшие подразделения и группы бойцов удерживали отдельные здания и траншеи, организовать систему огня. Времени на это не хватило. У прибывших ночью частей не было его даже на то, чтобы толком осмотреться на своих участках. Рассветный час осеннего утра пришел к ним в дыме и грохоте начатой противником авиационной и артиллерийской подготовки.

С севера и с запада на «Баррикады» наступали две немецкие пехотные дивизии и одна танковая. Они начали оттеснять к заводу не закрепившиеся части 138-й дивизии.

Грань между сутками 17 и 18 октября совсем не ощутилась: бои продолжались и ночью, и эти два донельзя напряженных дня как бы слились воедино, вместив очень многое.

Был час, когда на участке, где оборонялся полк майора Печенюка, гитлеровцы появились у самого берега Волги. Но смелый и решительный командир не растерялся, люди его не дрогнули, ринулись в рукопашный бой и уничтожили прорвавшихся фашистов.

А два часа спустя мы оказались перед фактом прорыва обороны дивизии Гуртьева, еще раньше обойденной с флангов. От Волги это было дальше, однако к западной части завода «Баррикады» немцы смогли подойти вплотную. Сибиряки 308-й стрелковой отбили за эти дни десятки атак, их стойкость и упорство им не изменили. Враг прорвался там, где в строю оставалось слишком мало бойцов.

Общее положение характеризует такая запись, сделанная в тот день в журнале боевых действий: «Части центрального участка израсходовали все свои резервы, плотность боевых порядков резко сократилась, образовались промежутки внутри полковых порядков...»

Опаснейший разрыв возник к исходу дня между дивизиями Гуртьева и Смехотворова (последняя обороняла вместе с 39-й гвардейской район завода «Красный Октябрь»). Вероятно, только из-за наступления темноты противник не успел им воспользоваться, и надо было во что бы то ни стало успеть ликвидировать этот разрыв за ночь. Между тем у Гуртьева не хватало сил и на ликвидацию брешей внутри фронта своей дивизии.

Оставалось одно — оттянуть к северу, в сторону «Баррикад», правый фланг 193-й дивизии Смехотворова. Приняв такое решение, командарм возложил на комдива 193-й ответственность и за восстановление локтевого контакта с соседом.

Но где сейчас этот соседский локоть, штаб армии сообщить Смехотворову не мог: связь с командным пунктом Гуртьева у нас нарушилась. После того как в направлении «Баррикад» безрезультатно ходили разведчики 193-й дивизии, генерал-майор Федор Никандрович Смехотворов попросил командующего разрешить ему отлучиться с КП, чтобы самому восстановить связь с соседом.

При иных обстоятельствах подобная просьба командира дивизии показалась бы странной. Но Чуйков сразу же дал «добро»: нельзя было терять времени.

Генерал Смехотворов не собирался самолично разыскивать ближайшую роту соседней дивизии, занявшую где-то в развалинах круговую оборону. Взяв с собой нескольких автоматчиков, он дошел по берегу до КП полковника Гуртьева, познакомился с ним (встретиться раньше не было случая), сообщил, какое имеет приказание насчет своего правого фланга, и комдивы договорились, как практически восстановить стык. Людников, у которого было все же больше людей, им помог.

К утру разрыв успели перекрыть. Ночная рекогносцировка Смехотворова помогла это ускорить.

Тем временем сколачивался заслон на подступах к причалам армейской переправы — на Перекопской, Машинной, Мостовой и соседних улицах. Занять здесь оборону сделалось неотложной необходимостью: противник был угрожающе близко.

Прикрытие района переправы возлагалось на два малочисленных полка дивизии Жолудева, усиленные противотанковым артдивизионом и кое-какими мелкими подразделениями. В строй встал и весь личный состав дивизионных тылов, легкораненые служили резервом. Один из этих полков — 109-й гвардейский подполковника Омельченко — был последней частью, сражавшейся на территории Тракторного завода. Его остатки выходили отдельными группами к Волге, вывозились катерами и лодками на остров Зайцевский и, спешно переформированные, перебрасывались оттуда на новый рубеж.

Третий полк жолудевской дивизии — 118-й гвардейский подполковника Колобовникова — удалось пополнить прибывшим маршевым батальоном, и командарм подчинил его Людникову, с тем чтобы оставить на прежней позиции северо-западнее «Баррикад» — на Волховстроевской улице. Воздушнодесантники дрались за этот рубеж геройски, не раз контратаковали врага. Потом стало известно: одну из контратак возглавил и пал в ней смертью храбрых находившийся с полком военком штадива И. М. Сутырин. Он был из запаса, коренной волгарь, до войны — первый секретарь Костромского горкома партии.

А дивизию Горишного (пополнить ее сейчас было нечем) пришлось свести пока в один условный полк, соответствовавший скорее батальону. Высвободившиеся штабы двух полков отправились за Волгу, чтобы принять там новый личный состав. Укомплектование было обещано быстрое, без исключения дивизии из списков армии.
* * *

До боя за причалы армейской переправы дело не дошло. Но в пределы завода «Баррикады» гитлеровцы вторглись — помешать этому у нас не хватало сил."

Схемы расположения частей, оборонявших район школы №26 и хлебозавода №2

685 сп 193 сд 05.10-20.10.42

161 сп 95 сд 18.10.42

Эта фотка много раз попадалась мне на просторах инета и поражала своей мрачной картинкой апокалипсиса. На ней - руины квартала многоэтажных домов около хлебозавода №2, сам хлебозавод остался слева за кадром (снято уже после войны и отретушировано для большей жути и пиздеца).